Кровь и пот - [22]

— Что, стерва, стоишь? — Федоров подошел вплотную. — Снасти где?

Еламан поудобнее перехватил лом. Федоров только сейчас заметил лом и побелел. Быстро глянул назад, в ту сторону, откуда прискакал, — его люди только показались из-за горизонта.

— Ты почему не спрашиваешь, где рыбаки?

Слегка отступив, чтобы было поудобней, Еламан ударил Федорова ломом. Тот успел еще поднять к голове руку с поводьями, и конь вскинулся, дернул его, и первый удар только оглушил его. Он уже валился на Еламана, подламываясь в коленях, когда Еламан ударил его второй раз по затылку. Федоров упал мешком, слегка на бок, засипел. Темная кровь побежала из-под шапки на лицо. И ноги дернулись раза два. Еламан бросил лом.

XIII

Лед остановился у скалы Кара-туп, но рыбаки ночью не знали этого. Они только чувствовали, что их не несет больше. Идти куда-нибудь в темноте они боялись и решили ждать рассвета.

Вчера никто из них не верил, что останется в живых. Лед не только оторвало от берега, но и начало крошить. Сплошное поле пошло трещинами. Рыбаки далеко разошлись — им надо было собраться вместе. Они кинулись друг к другу, прыгая со льдины на льдину. Первым попал в трещину и утонул Итжемес, тот самый, что так странно вдруг захотел идти со всеми на лед. Остальные сбились вместе, а потом их настигла ночь. К утру еще трое рыбаков замерзли — они больше всех вымокли. Култума был еще жив, но уже не отзывался, только подрагивал ресницами. Держались только самые сильные— Еламан, Кален, Мунке и Дос. И держался Рай, только ему совсем плохо становилось. Мокрые сапоги его затвердели, ссохлись на морозе, и он шагу не мог ступить. Его била сильная дрожь, он прятался за Еламана от ветра, но молчал, крепился. Его заставляли бегать, он бегал, вскрикивал от боли.

Начался медленный зимний рассвет. Ветер стих, облака стали расходиться. Как только наметился свет на востоке и стало немного видно кругом, все увидели невдалеке высокую грязно-серую скалу.

— Кара-туп!

— Гляди, Кара-туп!

Рыбаки обрадовались, зашумели — все знали, что это Кара-туп, но все снова и снова повторяли на разные лады это слово. Стало еще светлее, и тогда рыбаки стали глядеть друг на друга. Вид их был ужасен — усы, бороды обледенели, лица почернели, глаза одичали.

Еще посветлело. И тут Кален заметил что-то.

— Что это? — громко спросил он.

— Где?

— А вон!

— Верно, чернеет что-то…

Кален осторожно пошел туда. За ним пошли Мунке и Еламан. Когда подошли близко, увидали, чти это люди. «Кто же это?»— подумал каждый. Еще ближе подошли — два тела лежали рядом, один на спине, другой ничком, без шапки. Лежавшего на спине сразу узнали. Это был табунщик Жалмурат. Перевернули другого— Андрей. У Андрея были содраны ногти. Исцарапанный лед под его руками был красен от крови. А рядом, в торосах, рыбаки увидали остов раздавленной лодки.

— Как же это они? — тихо спросил Мунке.

Кален подумал и сморщился.

— Еламан, ты не видал, как вчера двое в лодке за нами пошли, когда нас понесло? Я видал…

— Нас спасать пошли, значит, — тихо сказал Еламан. Кален посмотрел на него, тронул за рукав.

— Вот что… Иди в аул. Возьми с собой Рая. Он молодой, дорогой разогреется. Я тут побуду, посмотрю за нашими.

Еламан пошел. За ним заковылял Рай. По пути Еламан увидал рыбацкий лом, ему стало жалко лома, и он взял его.

Раю было так больно, что он не мог ступать. Он пробовал ставать ногу боком, но было скользко, и он стал отставать. Еламан обернулся, крикнул:

— Как, дойдешь?

— Иди, иди, я скоро догоню…

Еламан, сгорбившись, пошел дальше, и скоро его не стало видно.

Оставшись один, Рай пошел тише — не так больно было идти — и стал думать о сегодняшней ночи. Сколько горя, страха, и все из-за Федорова! Зачем он погнал их на смерть?

Он думал, думал, и ему было горько. Вдруг, подняв глаза, он увидал коня Федорова. Конь был без всадника, чем-то напуган, всхрапывал, настораживал уши и волочил повод по земле.

Рай, все так же ковыляя и припадая на обе ноги, обогнул песчаный холм. За холмом начиналась узкая слабая тропа в жидких желтых камышах. Рядом с тропой что-то лежало на земле, а над этим стоял, нагнув голову, Еламан. Рай подошел, посмотрел и узнал Федорова. Потом он увидел лом, валявшийся рядом с телом. Рай так испугался, что сел на землю.

— Ага-жан! — он с ужасом посмотрел снизу Еламану в лицо. — Что же теперь будет?

Послышался громкий веселый говор, и несколько всадников во главе с Иваном Курносым рысью выехали из-за камыша…

XIV

— Этот Кален у меня прямо в печенках сидит. А что, если я, как волостной, упеку его, а? — говорил Кудайменде братьям, которых вызвал, чтобы посоветоваться наедине.

Став волостным, он все последние дни разъезжал по аулам и вернулся домой только вчера к вечеру. Завтра ему опять предстояла дорога, на сей раз на долгое время, и он предложил братьям попить вместе утром чаю. Едва проснувшись, братья пришли к нему.

Алдаберген-софы хотел есть. Идя к Кудайменде, он думал, что он там сейчас поест. Но еду все не подавали, не показывались женщины, и он, сердито посапывая, помалкивал. Он лежал и нюхал, как пахнет из кухни.

Танирберген тоже молчал. Усмехаясь в усы, он поглядывал на Алдабергена.