Кровь и пламя - [10]

Неподалеку от них сидело два стража — люди, — разложивших на небольшом обрывке шкуры все необходимое для оснастки стрел. На перья, жилы и древка я внимания не обратил, а вот на каменные наконечники взглянул попристальней, жестом остановив собравшихся было вскочить часовых, приглядывающих за водопадом. Вдруг шурд какой сверзится и при этом останется жив. Да и дикий взбешенный зверь, случайно угодивший в воду и унесенный течением, нам здесь не нужен — много бед может натворить. И неважно — хищник или травоядное, лось или медведь. И тот и другой крайне опасен, особенно если налетит на детей.

Наконечники для стрел привлекли меня своим материалом. Камень. Но не гранит, а явно совсем другой камень. Выглядит хрупким, но края наконечника остры, видно даже невооруженным взглядом.

— Тикса! А ну-ка тюкни пару раз по этому камешку! — один из стражей протянул гному продолговатый обломок очень темного и словно бы слоистого камня.

Тикса отказываться не стал и тут же начал «тюкать». Несколько звонких ударов — и камень рассыпался на тонкие пластины.

Давешний часовой удовлетворенно крякнул и, осторожно подобрав пластинки, прогудел:

— От и ладно. Дальше мы уж сами.

— Охотничьи, — заметил я, глядя на плоский и широкий наконечник у себя на ладони.

— Срезень, — подтвердил страж. — Но если немного иначе привязать, то и человеку влетит промеж ребер. Вернее, шурду поганому. Лишь бы брони на нем не было, да шкур поменьше намотано. За милую душу вспорет!

— Кивнув, я вернул наконечник будущей стрелы и, повернувшись к озеру, задал еще один вопрос:

— Рыба?

— На сегодня уже с избытком наловили, господин, — широко улыбнулся самый молодой стражник. — Это уже почитай не озеро, а садок. Решетка узкая, только мелочь пузатая проскакивает сквозь него. А крупной рыбе деться некуда, вся здесь остается.

— С голоду не дохнет? — поинтересовался я.

То, что рыба не может уйти — это хорошо. Но ведь и они живые твари. Им тоже питаться надо. Хищникам рыбным здесь раздолье, а вот остальным? Не одними же водорослями они живы. А с насекомыми здесь туговато.

— Так вылавливаем же, — пожал плечами мужик. — И на кухню ее сразу, родимую. Так что сильно оголодать не успевают! И жирок не теряют. Хе! Можно бы и засолить, да с солью у нас туговато, господин.

— Понятно, — кивнул я и, коротким жестом попрощавшись, направился к гномьему городку, расположенному выше береговой кромки.

Прошел шагов двадцать и остановился, в полном изумлении изучая две стоявшие рядком каменные статуи.

Изумление было настолько большим, что на несколько минут у меня из головы напрочь вылетели все заботы и дела.

На небольших каменных постаментах стояло две статуи в полный рост, выполненные мастерски, неизвестный скульптор обладал большим талантом. Обе фигуры полностью узнаваемы. На одной обычный человек с ничем не примечательной внешностью. На другой закованный в полный доспех кошмар с десятком застывших каменных щупалец над головой, выстроившихся в неровный веер. В обеих скульптурах был запечатлен не кто иной, как я. Собственной персоной. В камне. Первая статуя, судя по всему, относилась ко времени, когда мы только познакомились и гномы начали осваивать приозерную пещеру. Только тогда я и носил кожаный доспех и обладал нормальной внешностью. Вторая статуя… тут и думать нечего. Нежить в ниргальем доспехе со щупальцами-убийцами за плечами и в черном рваном плаще. Таким я был совсем недавно.

Внизу, на постаменте, уходящем в землю, были выбиты какие-то заковыристые руны, но о чем именно они оповещали, я знать не могу, ибо данным языком не владел. И посему ухватил за плечо ухмыляющегося Тиксу, легко подтащил его к себе и мрачно вопросил:

— Это еще что такое?

— Друг Корис! — радостно отозвался гном и, ткнув пальцем в другую статую, повторил: — Друг Корис Сильный!

— Так и написано?

— Ага! — еще радостней заулыбался Тикса. — Оченно красиво, да?

— Не знаю, что и сказать, — признался я, вглядываясь в темные и узкие смотровые щели глухого шлема. Хорошо хоть не светятся.

— Я говорил — надо наверх поднять! На стену! Пусть все видят!

— Нет уж! — категорично отрезал я. — Как-нибудь перебьемся!

Не знаю, кто скульптор — а я обязательно узнаю! — но пусть эти два образчика искусства продолжают стоять на песчаном берегу подземного озера, мрачно вглядываясь в низвергающуюся с водопада воду. Вдруг чудом уцелевшие и выползшие на берег шурды при виде моих статуй — особенно второй — разом окочурятся от страха. Хоть польза будет.

— Теперь ко мне в гости? — с надеждой осведомился плутоватый гном.

— Пошли, — со вздохом согласился я, отводя взор от статуй.

— Грибная настойка есть! Оченно хорошая!

— Пожалуй, я выпью, — задумчиво отозвался я, все еще не придя в себя после ознакомления с местным творчеством.

— Не иначе как идолопоклонничеством гнусным попахивает, — сварливо проворчал хриплый голос, рядом со статуей остановился худощавый седоволосый старик, с неопределенным выражением синих глаз принявшийся разглядывать скульптуры. Особенно внимательно он смотрел на статую со вздыбившимися над головой щупальцами.

Засмеявшись, я оглядел отца Флатиса, отмечая произошедшие за последние дни изменения. Балахон тщательно отстиран и аккуратно заштопан, седая борода и волосы хорошо расчесаны, кожа лица хоть и не розовая, как у младенца, но и не серая, как у мертвеца. Наш священник пришел в себя после тягот путешествия. Оклемался старче.