Глава первая
Тяжелый разговор. Моя новая хибара
— С-собачий х-холод! — Мои зубы выбивали частую дробь, губы дрожали. — П-проклятье!
— Хорошо быть обычным человеком, да, господин? — добродушно прогудел Рикар, накидывая мне на трясущиеся плечи оленью шкуру. — Сейчас дровишек подбросим.
— С-спас-сибо! — пробормотал я, с некоторой досадой глядя на едва заметно улыбающегося отца Флатиса, протянувшего сухие ладони к жарко пылающему огню.
Старик поправлялся невероятно быстро, буквально на глазах отходя от болезни. Бледное лицо заметно порозовело, и лишь глубокие тени под глазами указывали на недавно пережитый недуг.
А вот я сейчас чувствовал леденящий холод, пронзающий меня с ног до головы. Казалось, что внутри живота ворочается большой кусок льда, никак не желающий таять. С благодарностью приняв глиняную кружку с обжигающим отваром, я припал к горячей жидкости, едва не обварив рот и горло, жадно делая глоток за глотком.
Метаморфоза из ледяного чудища обратно в человека прошла удачно, но не бесследно. Думаю, мне еще долго предстоит расплачиваться за недавнюю нечувствительность. А может, и нет — я так толком ничего и не узнал о произошедшем со мной. И сильно надеялся почерпнуть хоть какие-нибудь знания из слов упрямого старого священника.
Упомянутый старый священник как раз наблюдал за моей трясучкой с живейшим любопытством. Так наблюдают за раздавленной лягушкой, никак не желающей умирать.
— Ты научился пользоваться своим даром, — сухо произнес отец Флатис, начав беседу, как только Рикар тактично отошел, оставив нас наедине. Мы сидели на противоположных сторонах от костра, глядя друг на друга сквозь пламя.
— Немного.
— Совсем немного, — согласился старик. — Но укрепил доспехи, оружие, инструменты.
— Верно.
— С этого дня больше не используй их, — сухой узловатый палец ткнул в пристроившийся рядом со стеной магический смерчик. — Только то, что есть в тебе самом.
— Это еще почему? — из чистого упрямства решил я уточнить. — У нас инструменты на вес золота. Надо укреплять все, что есть, дабы не остаться спустя полгода с одними палками и шкурами.
— Причин две. Чем больше ты пользуешься собственным запасом сил, тем быстрее эта сила будет восстанавливаться после исчерпания. Не привыкай к дармовому изобилию вокруг.
— А вторая?
— Этот запас нужен мне, — коротко ответил отец Флатис. — Я боевой огненный маг, как ты уже понял. И в случае чего, в случае нападения на поселение, что ты предпочтешь? Небьющуюся кружку в своих руках или дополнительный удар огнем по врагу?
— Я понял, — после крохотной паузы кивнул я. — К смерчам не притронусь.
— Мудрое решение. Пусть они продолжают плясать и расти. Я и сам воспользуюсь ими лишь в самом крайнем случае, когда исчерпаю собственный запас сил до конца.
— Кстати, насчет магического дара… как же это он пробудился, отче?
— Он и не засыпал.
— Я про печать. Ведь якобы, много лет назад, дар был навсегда запечатан.
— Не был, — глухо отозвался священник. — Но это касается лишь меня одного, Корис. То дела давно уж минувших дней. Горьких и страшных для меня дней. Скажу лишь одно — каждый раз, как с моих рук срывается огонь, я вспоминаю дни, когда пережил страшное и почти непереносимое горе. Лишь вера в Создателя и молитвы ему удержали меня от самосожжения.
— Хорошо, — вновь помедлил я с ответом, но все же принял доводы священника. — Это и правда не мое дело. Хотя и у нас были времена, когда магическая подмога не оказалась бы лишней. Но каждый решает сам, что за вклад он сделает в битву. И сейчас я хочу поговорить не о магии, а о том костяном кинжале, что спрятан в этой неказистой сумке.
— Он…
— Погодите, отче, — приподнял я ладонь в останавливающем жесте. — Я не договорил. Костяной кинжал Тариса должен быть уничтожен. И это истина, которую мы понимаем оба. Но по неизвестной для меня причине он до сих пор лежит в сумке, и его явно никто не собирается уничтожать. Так вот, отец Флатис, прямо сейчас я хочу услышать очень вескую причину, по которой его следует пока оставить в сумке. Очень вескую причину! Настолько вескую, чтобы я сразу и не раздумывая согласился с ее разумностью. Не надо мне твердить про какие-то несущественные мелочи, не надо ссылаться на неисповедимость путей Церкви и тому подобную ерунду. Потому что я знаю только одну истину, о которой много раз слышал и которую имел несчастье видеть собственными глазами, — этот проклятый кинжал воздействует на разум, порабощая его, беря под свой контроль. И что же я вижу сейчас? Я вижу нечто очень странное — опытный и крайне ненавидящий все темное священник из ордена Искореняющих Ересь сидит себе спокойненько у костерка, и даже не думает приступать к уничтожению древнего некромантского артефакта.
— Уж не думаешь ли ты, что эта костяная мерзость поработила мой разум?
— А почему бы мне так не думать? — вопросом на вопрос ответил я, проговаривая слова нарочито мирным тоном. — Искореняющий Ересь не пытается изничтожить тьму. Тут есть над чем задуматься. Я жду ответа, святой отец. Прямо сейчас. И ответа не уклончивого, как всегда, а прямого и четкого.
