Кровь дракона. Остаться в живых - [17]

— Молодец, парень! — послышался зычный голос и по столу в сторону Глеба катнулась крупная монета.

Он поднял глаза и увидел седоватого подтянутого мужчину средних лет с цепкими серыми глазами, одетого в дорожный камзол, высокие сапоги со шпорами и шляпу, похожую на глебову. На поясе у подошедшего висел короткий меч, похожий на земной гладус — короткий меч римских легионеров длиной около шестидесяти сантиметров — только немного длиннее и с более выраженной гардой. Кто-то из наемников сказал приглушенно:

— Капитан![10]

Глеб катнул монету назад со словами:

— Что выиграл — то мое, а подачек — не надо.

Капитан смерил его взглядом, остановил взмахом руки вскочивших со своих мест наемников и спросил:

— Не слишком ли ты дерзок, парень?

Волков не успел ответить, вместо него вмешался орк:

— Какие-то проблемы? — и, отвернув ворот куртки, показал золоченый значок.

— Никаких проблем. — хладнокровно ответил командир наемников, не выказав, в отличие от большинства окружающих, ни удивления, ни испуга.

Глеб вылез из-за стола и, коснувшись двумя пальцами полей шляпы, чуть склонил голову. Капитан ответил тем же и сел за стол, а Волков направился следом за орком к выходу. На улице он потрогал рукой приятно потяжелевший карман и радостно улыбнулся — теперь он располагал хоть какими-то личными сбережениями.

— Тханг. — внезапно сказал орк, протянув руку.

Волков удивился — раньше его спутник предпочитал отмалчиваться — но вида не подал и пожал протянутую руку, представившись в ответ:

— Глеб.

Орк фыркнул, услышав имя, и пояснил, заметив недоуменный взгляд Глеба — тот впервые столкнулся с такой реакцией на свое имя:

— У нас так короткий пехотный меч называется. На поясе у капитана наемников такой висел.

— А, понял. У нас похожие клинки гладусами или гладиусами прозывались. — ответил Глеб. В переводе своего имени на местный язык он не усмотрел ни чего обидного. Гораздо хуже если бы «Глеб» означало у местных «задница», «грязь» или что-то иное, столь же неблагозвучное. А, так — неплохо.

— Только ты лучше на Данхельта откликайся.

— С какой стати? — оскорбился Глеб.

Имя он получил от родителей и не собирался от него отказываться — вполне устраивало. О чем и сообщил орку. Тот задумчиво почесал затылок и предложил:

— Данхельт-Глеб сойдет? Решат, что прозвище. А иначе могут проблемы возникнуть.

Глеб подумал и согласился. Имя свое он отстоял, пускай и в качестве прозвища, а продолжать настаивать — чревато неприятностями. Он и так находится в этом мире на птичьих правах. Будет создавать сложности — могут решить проблему радикально. Как в песне: ни кто не узнает, где могилка твоя. Горевать здесь о нем некому.

Он отбросил постоянно падающие на глаза волосы, перебрал побрякивающие в кармане монеты и спросил:

— Где здесь поблизости парикмахерская?

Тханг не понял вопроса, и Волков, покопавшись в памяти, переспросил:

— Цирюльник?

— А, цирюльник! — лицо орка озарилось пониманием. — Есть. Здесь поблизости.

— Веди. Ты здесь местный — тебе и карты в руки.

И они пошли.

Пройдя десятка два домов, орк ткнул пальцем на небольшой домишко с вывеской, на которой художник — не иначе, от слова «худо» — намалевал что-то непонятное. Лишь призвав на помощь все свое воображение, Глеб смог опознать на этом образчике местного авангарда изображение перекрещивающихся ножниц и бритвы.

На вопрос Глеба орк ответил, что подождет его на улице.

— Вольному — воля.

Глеб толкнул деревянную дверь и под веселый звон колокольчика вошел внутрь. На звук колокольчика выглянул в переднюю пожилой мужчина с унылым лицом, не изменившим выражение при виде посетителя. Смерил потенциального клиента взглядом, отметив добротную одежду Волкова, и махнул рукой:

— Сюда проходите.

Сюда, так сюда. Глеб вошел в комнату.

— Присаживайтесь. — парикмахер указал на деревянное кресло в центре комнаты.

Волков сел на жесткое, неудобное сиденье, с тоской вспомнив комфортные сиденья земных парикмахерских. Цирюльник набросил на него широкую накидку, застегнув на пуговицу на шее, одел фартук из плотной ткани с нашитыми большими карманами из которых торчали орудия труда и поинтересовался пожеланиями клиента.

— Подстричь покороче.

— Укоротить?

— Подстричь. — Глеб показал на пальцах желаемую длину, — С боков можно еще короче.

— Как у наемников?

Глеб вспомнил короткие — наверное, чтоб голова не потела под толстым подшлемником — стрижки наемников. Очень практично, особенно в жару.

— Пожалуй. Да, и побрить еще.

Защелкали ножницы, срезая с головы длинные пряди волос. Парикмахер работал быстро и уверенно, и Глеб прикрыл глаза, погружаясь в приятную полудрему. Была у него еще на Земле такая привычка — дремать в парикмахерских. Да еще в общественном транспорте. Не выходя из полудремы он только механически наклонял и поворачивал голову, подчиняясь негромким указаниям мастера. Потом звук ножниц стих и раздался скрип направляемой на ремне бритвы. Легкие, влажные касания помазка и острое лезвие стало сбривать отросшую щетину. Прикосновение ткани, стирающей с лица остатки пены. Шуршание щеточки, смахивающей с головы и плеч колючие волоски.

— Готово.

Глеб открыл глаза и глянул в поднесенное цирюльником овальное зеркало в массивной бронзовой оправе с ручкой. Кивнул удовлетворенно, проведя рукой по коротким волосам.