Кровь брата твоего - [21]

Это осуждение убийства, облеченное в библейские слова, могло произвести, впечатление на средневекового читателя. Конечно, в наше время его вряд ли сочли бы достаточным для обвинения монаха, ответственного за убийство сотен беззащитных мужчин, женщин и детей. Окончательное суждение Св. Бернара сурово, однако в нем не упомянуто ни убийство, ни подстрекательство к убийству. Он подчеркивает лишь грех монашеского ослушания и попытку воспрепятствовать свершению библейского пророчества: «О, устрашающее знание, о, адская мудрость, противная пророкам, враждебная апостолам, извращение благочестия и милосердия. О, нечестивый еретик, богохульствующий обманщик, замысливший прискорбные дела и совершивший богопротивные поступки. Я бы хотел, но боюсь сказать более того».

Конец письма, как и его начало, создают впечатление, что, по мнению его автора, вся эта история не слишком значительна и вышедший из повиновения монах был просто неблагоразумен: «Подводя краткий итог всему тому, что я думаю об этом деле, я скажу следующее: этот человек думает, что он велик, он одержим духом дерзости. Его слова и действия показывают, что он ищет великой славы, но не располагает ничем, чтобы добиться ее. Прощайте».

Трудно сказать, почему Св. Бернар боялся «сказать более того»; возможно, он опасался обвинения во вмешательстве в дела, подлежащие юрисдикции майнцкого архиепископа, на территории которого Ральф совершил свои проступки. Ральф был из породы негодяев, которые в 1946 году оказались на скамье подсудимых: ральфы 20 века – немцы «без разума и без скромности», немцы, которые «вознесли свою глупость, как свечи в канделябре», немцы, чья «адская мудрость противна благочестию и милосердию». Св. Бернар сказал бы много «более того», если бы жертвами резни были не евреи, а христиане. Даже бесчеловечные действия не заставили его прямо осудить то разжигание ненависти к еврейскому народу, которым в это время энергично занимался его друг, клюнийский аббат Благочестивый Петр, возбуждая в толпе низменные страсти.

Сдержанность протеста Св. Бернара против резни евреев в прирейнских землях следует сравнить с его негодованием по поводу убийства сен-викторского духовника магистра Томаса, совершенного по наущению парижского архидьякона Теобальда Нотьера за 12 лет до погромов на Рейне. Архидьякон приказал двум своим племянникам убить духовника, а затем, спасаясь от возмездия, бежал в Рим. Тогда Св. Бернар написал папе. Он не характеризовал Нотьера как человека «без разума и без скромности», вознесшего свою глупость, «как свечи в канделябре». «Это дикое животное, – написал он, – бежало к Вам в поисках защиты». Св. Бернар не цитировал строки из псалмов, а нашел в четвертой главе книги Бытия более подходящие к случаю слова: «Голос крови брата твоего вопиет… от земли». И в гневе на священника-убийцу, поднявшего руку на христианина, Св. Бернар поминает недобрым словом евреев, хотя, казалось бы, здесь они вовсе ни при чем: «Если Теобальд ответит, что это не он нанес удар, я, Бернар, возражу ему: 'Действительно, ударил не ты, но это сделал твой друг и ради тебя… Если простить тебя, то нельзя обвинять и евреев в смерти Христа, ибо они были достаточно осмотрительны, чтобы не запятнать свои собственные руки'».

О монахе, побудившем толпы немцев к убийству не только старого рабби Шимона, но сотен еврейских мужчин, женщин и детей, Св. Бернар сказал, что он лишен «разума и скромности», и тот был с позором возвращен в свой монастырь. Архидьякон же, бывший соучастником убийства христианина, не мог отделаться столь легко. Св. Бернар умолял папу вынести преступнику такой приговор, чтобы «будущие поколения услышали не только о том, сколь дерзко было преступление, но и о том, сколь ужасно было наказание» (117, Послание 158, 1133 год).

В 12 веке убийство христианина считалось более серьезным преступлением, чем убийство еврея. Это различие сохранялось не только на протяжении всего средневековья, но и много позднее. Как замечает Гиббон *20, средневековые хронисты относились к резне евреев «весьма хладнокровно». И даже в 18 веке многие ученые авторы зачастую видели в убийстве евреев лишь излишнее усердие в добродетели, ложно направленное религиозное рвение. В своей «Истории церкви» Флёри пишет о «неразумном рвении монаха, по имени Ральф», а Мабийон в предисловии к изданию трудов Св. Бернара говорит, что «некий монах, по имени Ральф, проповедуя крестовый поход… побудил христиан начать с убийства некоторого числа евреев. Св. Бернар в письме осудил его рвение»21.

Средневековое представление о том, что жизнь евреев имеет меньшую ценность, чем жизнь христиан, бытовало и в нашем столетии, еще до появления Гитлера. Г.К.Честертон *22 одобрил бесчинства крестоносцев в заказанной ему одной известной английской газетой книге, которую он написал во время своей поездки в Палестину в 1920 году. Он признавался, что взялся за нее без всякого предварительного знакомства с предметом. «Мне было сделано превосходное предложение написать книгу о Иерусалиме, – писал он Морису Берингу *23. – Я намереваюсь написать что-нибудь полуисторическое и впечатляющее об этом месте». В этом «полуисторическом и впечатляющем» произведении, названном «Новый Иерусалим», он оправдывает убийства евреев во время Первого крестового похода как «вид демократического насилия» и сожалеет, что убийц нельзя канонизировать.