Крот истории - [11]

Шрифт
Интервал

Вдруг удача! Мы с Интерлингатором, Вольдемаром, в то время издавали журнальчик. Нет-нет, не тот, которым я потом занимался, но близкий, конечно, по духу… Здесь писали статьи (я писал главным образом, этот болван двух слов связать не умеет, великий общественный деятель!), переводили на испанский и по особым каналам забрасывали в S=F. Там была редакция из двух человек, они добавляли кое-какую свою писанину, информацию о текущих событиях, в нелегальной типографии шлепали. Об Интерлинга-торе они, разумеется, знали, но где он находится, не знали, он ведь был лишен гражданства, считалось, что он в S=F живет на подпольном положении. Я выступал в качестве Хуана Л. и Антонио Р. Дело было поставлено так, что тамошние двое издателей и не догадывались, откуда к ним поступают материалы. А если и догадывались, то помалкивали — им ведь вместе с материалами и денежки передавали! Нам с Интерлингатором это тоже оплачивали, по линии «Агентства печати „Новости“». Журнальчик крошечный, тираж пятьсот экземпляров, номеров шесть в год, можно бы и больше, я в этом даже заинтересован, но трудности с распространением. Направление избрано, по моему настоянию, деликатное, полумарксистское. Предполагалось, что журнал является органом целого Движения. «Национальное и Социальное Возрождение» оно у нас называлось — понимайте как хотите, что это такое! Предполагалось также, что Интерлингатор занимает строгую марксистскую позицию (я выдвигал и другие варианты, но он струсил), а Хуан с Антонио — первый немного справа, а второй — немного слева. Или наоборот. Я теперь уже подзабыл, кто из них где… Они оба потом сошли со сцены. Хуан был исключен из руководящих органов Движения и отошел от активной политической деятельности, а Антонио таинственно исчез. Ходили слухи, что обезображенный до неузнаваемости труп, обнаруженный в сгоревшей машине на шоссе через джунгли близ границы, и был труп Антонио. Газеты требовали расследования, студенты университета в S=F устроили демонстрацию…

Между тем у нас наше предприятие наталкивается на противодействие. Паутов с компанией всюду утверждает, что это, дескать, пустая трата денег, платформа движения расплывчата, непопулярна среди рабочих, тираж не расходится, Интерлингатор не та фигура. Многих почти убеждают. В этот самый момент в S=F всплывает некий адмирал, Хосе-Эстебан-Инесса-де… и тому подобное, немолодой, но бойкий, совершил лет десять назад большие подвиги во время трехдневной войны с соседней республикой, теперь полевел, требует пересмотра конституции, национализации банков, разоблачает злоупотребления полиции. С ним несколько флотских офицеров. Мы его у себя в журнальчике и похвалили. Спустя неделю в интервью по телевидению адмирал заявляет: «Да, у нас есть люди, которые наиболее последовательно отстаивают интересы народа. Я имею в виду „Движение за национальное и социальное возрождение“. Актуальной задачей сегодня является консолидация этого Движения с прогрессивными силами армии и флота»… На такое мы даже не надеялись! Успех колоссальный! Поддержка армии что-нибудь да значит! А Паутову штрафные очки, тем более он раньше и адмирала поливал грязью, говорил: старый фигляр, либеральный болтун! Теперь мы имеем право спросить: какой же ты к черту специалист?! какие ты можешь рекомендации давать в важных вопросах?! Прокол, очевидный прокол!

Нас поддерживает один из двух директорских заместителей, который опасается, в частности, что Паутов может претендовать на его место. Наше — вернее, мое (Интерлингатор ни при каких условиях ничего не потерял) — положение улучшается. В это время, однако, нашего замдиректора, который соблюдал нейтралитет, хватает удар — на год, не меньше, он выбывает. Исполняющим обязанности остается другой замдиректора, а он на стороне Паутова, он был у Паутова научным руководителем, и к тому же он, понятно, играет против того, который выступает с нами. И тут — надо же! — сотрудник нашего отдела оказывается замешан в какой-то диссидентской кампании. Что-то он там подписал, сволочь, был замечен в церкви, мы попробовали дело замять, парень он был неплохой, покаялся, из партии даже не исключили, отделался строгим выговором и быстренько из института убрался!.. Но все равно нам его, естественно, при каждом удобном случае поминают все кому не лень. Подвел нас страшно! Паутов изображает дело так, что мы якобы знали, что тот путается с диссидентами и ходит в церковь, — но молчали и не приняли мер. Ситуация критическая, я начинаю подыскивать себе другую работу, но ведь некуда перейти, все кругом наслышаны, боятся!

Выручает неожиданность! Нам везет! Паутов, выступая против нашего журнальчика и против нашего адмирала, ставил в S=F на одного типа. Там был такой Марио, фигура реальная, он здесь у нас учился в закрытом заведении, в S=F сколотил себе небольшую группку — «Центр по изучению рабочей политики», так она называлась, — несколько человек оттуда тоже стажировались у нас, потом проходили тренировку в специальных лагерях в Северной Корее, народ с бору по сосенке, шпана, если попросту, а уж Марио этот бандит первостатейный, его от меня скрывали, но я его все-таки видел однажды: у него прямо на роже написано, что сейчас вот убьет и зарежет. Паутов же без устали его рекламировал: тот, мол, и тонкий тактик, и превосходный оратор, и в рабочих районах его, мол, уважают, и так далее. Кое-какие дела Марио со своим «Центром» действительно провернул, а на третий или четвертый раз со страшной силой засыпался! Г…, а не эксы! Ограбление инкассатора. Двоих полиция накрыла на месте, раскололись, назвали остальных. Марио удалось смыться, обстоятельства побега не выяснены. Не было ли там некоторого полюбовного договорника с полицией, со службой безопасности, денежки-то у него водились! Наши поспешили от него откреститься…


Еще от автора Владимир Федорович Кормер
Наследство

В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Роман «Наследство» не имел никаких шансов быть опубликованным в Советском Союзе, поскольку рассказывал о жизни интеллигенции антисоветской. Поэтому только благодаря самиздату с этой книгой ознакомились первые читатели.


Человек плюс машина

В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.


Предания случайного семейства

В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.


Лифт

Единственная пьеса Кормера, написанная почти одновременно с романом «Человек плюс машина», в 1977 году. Также не была напечатана при жизни автора. Впервые издана, опять исключительно благодаря В. Кантору, и с его предисловием в журнале «Вопросы философии» за 1997 год (№ 7).


Двойное сознание интеллигенции и псевдо-культура

В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.


Рекомендуем почитать
Блатные сказочки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сталинщина как духовный феномен

Не научный анализ, а предвзятая вера в то, что советская власть есть продукт российского исторического развития и ничего больше, мешает исследователям усмотреть глубокий перелом, внесенный в Россию Октябрьским переворотом, и то сопротивление, на которое натолкнулась в ней коммунистическая идея…Между тем, как раз это сопротивление, этот конфликт между большевизмом и Россией есть, однако, совершенно очевидный факт. Усмотрение его есть, безусловно, необходимая методологическая предпосылка, а анализ его — важнейшая задача исследования…Безусловно, следует отказаться от тезиса, что деятельность Сталина имеет своей конечной целью добро…Необходимо обеспечить методологическую добросовестность и безупречность исследования.Анализ природы сталинизма с точки зрения его отношения к ценностям составляет методологический фундамент предлагаемого труда…


Серый - цвет надежды

«Все описанные в книге эпизоды действительно имели место. Мне остается только принести извинения перед многотысячными жертвами женских лагерей за те эпизоды, которые я забыла или не успела упомянуть, ограниченная объемом книги. И принести благодарность тем не упомянутым в книге людям, что помогли мне выжить, выйти на свободу, и тем самым — написать мое свидетельство.»Опубликовано на английском, французском, немецком, шведском, финском, датском, норвежском, итальянском, голландском и японском языках.


Русская судьба

Книга «Русская судьба: Записки члена НТС о Гражданской и Второй мировой войне.» впервые была издана издательством «Посев» в Нью-Йорке в 1989 году. Это мемуары Павла Васильевича Жадана (1901–1975), последнего Георгиевского кавалера (награжден за бои в Северной Таврии), эмигранта и активного члена НТС, отправившегося из эмиграции в Россию для создания «третьей силы» и «независимого свободного русского государства». НТС — Народно Трудовой Союз. Жадан вспоминает жизнь на хуторах Ставропольщины до революции, описывает события Гражданской войны, очевидцем которых он был, время немецкой оккупации в 1941-44 годах и жизнь русской эмиграции в Германии в послевоенные годы.


Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.


Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Книга принадлежит к числу тех крайне редких книг, которые, появившись, сразу же входят в сокровищницу политической мысли. Она нужна именно сегодня, благодаря своей актуальности и своим исключительным достоинствам. Её автор сам был номенклатурщиком, позже, после побега на Запад, описал, что у нас творилось в ЦК и в других органах власти: кому какие привилегии полагались, кто на чём ездил, как назначали и как снимали с должности. Прежде всего, книга ясно и логично построена. Шаг за шагом она ведет читателя по разным частям советской системы, не теряя из виду систему в целом.