Крошка миссис Перкинс - [5]

, но к сожалению, я не сделала ничего и чувствую за собой вину. Можно начать длинные, бесконечные споры об ответственности, которые так любит мой муж. Отвечать ли за ближнего своего или оставаться в тени? Но тогда я чувствовала нечто другое. Я только чувствовала, что она не знает, что я знаю, и я не могу ей сказать. Голубая занавеска была неподвижным, неустрашимым барьером, разделявшим наши жизни. И я ничего не сделала, ничего не сказала.

Когда в коридоре раздались шаги ночных сестер, миссис Перкинс торопливо забралась под одеяло и замерла.

Одна из них вошла в палату.

— Спасибо, мне гораздо лучше, — пробормотала миссис Перкинс.

— Значит, увидимся в марте. Я запишу тебя в графу двойняшек, киска.

— Надеюсь, двойни не будет.

— А кого вы хотите: мальчика или девочку?

— Мне кажется, девочки как-то милее.

— Вот и чудесно. Только лежи спокойно. А в следующий раз можно будет прыгать, сколько угодно.

— Хорошо, — кротко пролепетала миссис Перкинс. — Я постараюсь об этом помнить.

Я покормила дочь и попросила сестру увезти ее. В палате было тихо. Я чего-то ждала. Мы обе ждали. Упражнений больше не последовало, но воздух наполнился чем-то, что можно описать только как постоянный поток волевой энергии. Женщина, когда она ждет ребенка (хотя в случае с миссис Перкинс дело обстояло несколько иначе), обладает этой странной способностью заполнять всю комнату, вселенную, неослабевающими, равномерными потоками энергии. Возможно, и мужчины способны на такое, но мне не приходилось наблюдать. Я слышу, узнаю этот внятный ритм, эту попытку неустанного саморазрушения, из которого, претерпев необычайные изменения, возникает нечто.

Ритм остановился, зажужжала красная кнопка вызова, было около половины девятого. Тут же прибежала сестра.

— Извините, — пробормотала миссис Перкинс, — и могу поклясться, она при этом улыбнулась, — у меня немножко болит.

Я встретила ее лишь спустя восемь месяцев. Больничная сестра сказала мне весьма неохотно, что миссис Перкинс было плохо, очень плохо после выкидыша и что она лежала потом в отдельной палате.

— А в Тенерифе она съездила? — спросила я.

— Не знаю, — отрезала сестра. — Я не работаю с послеродовыми, миссис Льюис.

Мы столкнулись в начале июня. Я везла из парка дочь, которую, в конце концов, назвали Джеральдиной в честь какой-то родственницы. Рядом ковыляли и двое других детей, посасывая первое летнее фруктовое мороженое. Когда мы остановились на переходе через громаду Бромптон Роуд, они ухватились свободными ручонками за детский складной стульчик, в котором сидела Джеральдина. С тремя детьми, с корзинкой продуктов, я пережидала поток машин, как скромный турист в национальном парке пережидает табун бегущих буйволов.

— Пойдем, — тянул меня сын, пытаясь соскочить с тротуара.

— Нельзя. Подожди.

Я втаскивала его обратно, напряженная, сосредоточенная только на том, чтобы кто-нибудь из них не угодил под машину. И вдруг я увидела Перкинсонов.

Они ехали в белой спортивной машине; не знаю, какой марки — она была длинная, низкая и ехала очень осторожно. За рулем сидела Крошка Миссис Перкинс. На голове у нее был светло-розовый платок; гладкое, сильно загорелое лицо и бледные губы выражали болезненную злобу. Рядом сидел Дэвид Александр. Сердитым он не был. Он выглядел так, словно его взяли напрокат вместе с машиной, но он не оправдал ожиданий. К моему удивлению, машина остановилась. Миссис Перкинс уступила нам дорогу. Ее руки мягко лежали на руле.

— Пошли. Пошли. Пошли.

Меня стащили с тротуара. Величавый автобус тоже снисходительно дал нам проход. Мы перешли на ту сторону. Я обернулась и махнула рукой.

Я знаю об этой женщине больше всех на земле, подумала я.

Она грациозно кивнула в ответ на мою благодарность. Потом тронулась, розовый платок не шелохнулся; она спокойно направила машину на восток, ловко управляясь со всеми механическими премудростями — приводом, тормозами и рулем.

— Ты знаешь ее? — пропищал голосок снизу.

— Нет. Не совсем. Правда, один раз…

— А она тебя не узнала.

— Верно, не узнала. Да она меня и не знает.

И только тут я поняла, что миссис Перкинс никогда меня не видела. Она даже не подозревала о моем существовании.

Об авторе

Пенелопа Мортимер родилась в Нью Уэлсе и училась в Лондонском университете. Ее первый роман был опубликован в 1947 году. Самый известный ее роман «Поедатель тыкв» получил широкое признание и был экранизирован. За ним последовали романы «Мой друг говорит, это пуленепробиваемо» (1967 г.), «Дом» (1971 г.), «Длинная дистанция» (1974 г.) Рассказ «Крошка миссис Перкинс» взят из сборника «Субботний обед с Браунингами».

Copyright@ Penelope Mortimer, 1960.

© Copyright Перевела с английского Ольга Слободкина-фон Брэмзэн (Слободкина-von Bromssen) ([email protected])