Крошка миссис Перкинс - [2]

Шрифт
Интервал

— Прошу вас! — рявкнула сестра, ее сердитое лицо мелькнуло за занавеской и тут же скрылось. — Подождите в коридоре.

Мгновение он еще стоял в нерешительности, потом, спотыкаясь, попятился к двери, виновато кивая в мою сторону, а я, вымучив улыбку, с трудом сдерживала кашель и подступившие слезы. Я представила, как он будет сидеть один в коридоре, содрогаясь от малейшего запаха лекарств, так похожего на запах прелых листьев.

— Сестра, уже есть шесть часов? — спросила я.

Я точно знала, что уже шесть, но боялась ей прямо сказать, что пора кормить детей.

Сестра фыркнула. Занавеска качнулась и замерла.

— Ну, что ж, пусть умрут с голода, все ваши пухленькие детки, которых рожали в стерильных условиях. Пусть ваше жалованье умрет с голода. Вы ведь, если не ошибаюсь, получаете по сто фунтов за каждого младенчика?

Но я произнесла все это одними губами, беззвучно.

За занавеской составлялась история болезни. Что бы человек ни испытывал — боль, надежду, радость или отчаяние — документ есть документ: Памела Аманда Перкинс, 24 года, место жительства — Вестминстер, полное имя мужа — Дэвид Александр Перкинс, профессия — импресарио (значит, я ошиблась), не рожала, ничем не болела, ах, да, забыла, болела скарлатиной, еще в школе, операций не было, только гланды в пять лет. Так в чем же дело, недоумевала я. Почему она так страдает? Сильная, здоровая девушка, изящно напудрена детской присыпкой, на шее — ожерелье из отборного жемчуга и маленьких алмазов. К чему вся эта суета? Завтра ее оденут в меха и осыпят цветами, а Дэвид Александр напьется на радостях. Я презрительно фыркнула.

— Расслабьтесь, — сказала сестра.

— Но я хочу сохранить… — конец фразы утонул в рыданиях.

Только через час выяснилось, что Крошка Миссис Перкинс — странно, как быстро в моем сознании изменился ее статус — приехала не рожать; она изо всех сил пыталась сохранить ребенка. Детей наконец принесли, а к Крошке Миссис Перкинс пришел ее доктор, мистер Маколи. Одет он был лучше моего врача, загар на его лице казался темнее; в остальном, как всякий преуспевающий акушер-гинеколог, он походил на кумира-однодневку из утреннего спектакля, которого к сорока годам подняло на гребень волны, и теперь все женщины от него без ума.

— Ну-с, миссис Перкинс, — начал он, и я услышала щелчок — это он включил свою излучающую тепло улыбку. — На что жалуемся? На что жалуемся? Побаливает немножко? Где у нас побаливает?

Она что-то пробормотала.

Он явно не слушал.

— Сейчас мы тебя осмотрим. Как мы относимся к обезболивающему?

Ответа я не услышала. В коляске, стоящей у меня в ногах, заплакала дочь. Мистер Маколи вышел из-за занавески, взял коляску и рукой специалиста вывез ее в коридор.

— Извините, — сказал он, вернувшись. Потом машинально добавил:

— Надеюсь, вы не возражаете?

— Нисколько, — ответила я, понимая, что мой ответ все равно ничего не изменит.

Миссис Перкинс снова принялась всхлипывать.

— Слезами горю не поможешь, — сказал Маколи. — Мужайся, будь хорошей девочкой. Никто тебя не обидит. Мы все за тебя.

Он произнес все это так заученно, просто лаская ее словами.

— Но есть хотя бы надежда?

— Конечно! Ты, наверное, немножко побегала. Вот и все. Кому можно, а кому нет. Так уж мать природа захотела. Ты только постарайся расслабиться.

— Я постараюсь, — прошептала она. — Правда, постараюсь.

Когда он ушел, она притихла. Я чувствовала — даже через занавеску, как она старается расслабиться. Сестры сновали туда-сюда, неуклюже изображая участие. Я очень хотела сказать ей что-нибудь ободряющее. Мне были так понятны ее опасения. Когда пришел мой муж, я попросила его разговаривать шепотом, и через четверть часа он ушел. Наконец появились сестры и укатили крепко спящую миссис Перкинс.

Я не слышала, как они привезли ее обратно. Проснулась я, как обычно, в полшестого утра; в это время разносили крепкий чай, и голодные дети уже надрывались на разные голоса. За занавеской было тихо. Сестры, проявив небывалое милосердие, не разбудили миссис Перкинс. Незаметно подползал день — одна чахлая минута за другой. Пришла индианка с чудесными серьгами в ушах и натерла пол, какая-то старуха разнесла газеты, потом появилась старшая сестра и сказала, что видела изумительный фильм с Деборой Керр, только вот названия не помнит. Я ужасно хотела спросить про миссис Перкинс, но знала, что мне все равно не ответят.

Часов в одиннадцать она наконец зашевелилась. Сестры тут же принялись над ней подтрунивать.

— Ну, ты и спишь, девочка. Уже и муж твой звонил, сказал, что придет сегодня… Не успеешь оглянуться, тебя и выпишут.

В ответ послышались какие-то непонятные звуки, которые могли быть выражением несогласия или благодарности — слава Богу, не такие грустные как вчера. Когда сестры наконец оставили ее в покое, я обнаружила, что через занавеску просвечивают неясные очертания плоской кровати, где неподвижно лежала миссис Перкинс, и услышала ее дыхание. Холодное солнце, казавшееся теплым через закрытые окна, поднималось все выше. В воздухе стоял резкий запах мастики, мы дремали, каждая в своей кровати, чужие друг другу, но обе спокойные — по крайней мере, в ту минуту.


Рекомендуем почитать
Месяц смертника

«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.


Осенние клещИ

Нет повести печальнее на свете, чем повесть человека, которого в расцвете лет кусает энцефалитный клещ. Автобиографическая повесть.


Собака — друг человека?

Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак (с).


Смерть приходит по английски

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тринадцатое лицо

Быль это или не быль – кто знает? Может быть, мы все являемся свидетелями великих битв и сражений, но этого не помним или не хотим помнить. Кто знает?


Играем в любовь

Они познакомились случайно. После этой встречи у него осталась только визитка с ее электронным адресом. И они любили друг друга по переписке.