Кронштадт 1921 (Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г.) - [134]

Единой политической организации в Кронштадте не было. Кронштадтский партком обнимал собою всю работу рабочего района и красноармейских частей […] при Побалте ведал всеми морскими силами и фортами, вернее всеми боевыми частями, а партком тыловыми. После 25 февраля в городе появились лево-эс-эровские прокламации, которые мною были отосланы в Петроград т. Комарову, содержания старого.

Быв[ший] Комиссар "Севастополя" Чистяков в настоящее время находится в дивизии Траления в Кронштадте рядовым моряком.

Когда я получил известие, что мятежники хотят арестовать особый отдел, я сделал распоряжение секретарю запрятать секретные бумаги и дела, сам отправился в партком в партшколу вызвать к себе отряд, но школа была уже в полной готовности к отступлению, и поэтому я сделал распоряжение отделу отступать.

Грибов

Проживать буду в деревне Новые Каменки Горкинской волости Ив[аново]-Вознесенская губ[ерния] 2 мес[яца].

ЦА ФСБ РФ, ф. 114728, т. 175, л. 5. Заверенная копия.

№ 17 ПРОТОКОЛ ДОПРОСА КУЗЬМИНА

Спрошенный тов. Николай Николаевич КУЗЬМИН, быв[ший] Комиссар Балтфлота, проживающий] Галерная ул., 5, кв. 4, по делу о Кронштадтских событиях ПОКАЗАЛ:

Вступить всецело в исполнение обязанностей Комиссара Балтфлота Петербургским Комитетом было предписано 24 февраля с. г. Хотя из Кронштадта поступали тревожные известия, однако нужно было во что бы то ни стало успокоить флотские части в Петрограде, что мне сравнительно и удалось. После этого я отправился в Кронштадт и 28 февраля явился в Партийный Комитет, где мне обрисовали положение в мрачных красках, якобы на кораблях принимаются страшные решения, вроде высылки в 24 часа всех жидов в Палестину и т. д., но пришедший туда комиссар бригады линейных кораблей Зосимов успокоил, что ничего такого страшного нет. Тут же я выяснил наши силы, и оказалось, что надежные — это Отряд Особого Отдела, человек 200 партийной Школы и часть вооруженных рабочих (партийных). Комиссар Штаба Крепости тов. НОВИКОВ доложил, что все находится в руках надежных, в том числе и особо важные форты, в том числе и "Красноармейский", это же подтвердил и тов. КОЗНОЛЕК. В 10 часов 1 марта состоялось собрание на "Петропавловске", где была принята известная резолюция, которую я тогда же объявил контр-революционной в целом, и приемлемой в отдельных пунктах, со мной очень многие моряки были согласны, и на этом собрании нельзя было заметить ничего такого, указывающего на восстание.

Там же на собрании было решено создать бригадное собрание, которое было первоначально назначено в Инженерном Училище, но потом перенесено на Якорную площадь. На этом собрании тов. КАЛИНИНУ говорить не давали, меня прерывали тоже. Уже на этом собрании наблюдались вооруженные наряды моряков, как мне объяснили, якобы для того, чтобы коммунисты не расстреляли митинг. На собраниях все время проводилась главным образом мысль о перевыборах советов. На эту тему я высказался, и, по-видимому, это подействовало успокаивающе на массу, потому что лицам, особенно резко высказывавшимся против власти, говорить не давали. После этого я опять говорил с тов. НОВИКОВЫМ о положении вопроса об обороне. Тов. НОВИКОВ ответил, что, как видно, надежных очень мало, и на самом деле собрания уже показали, что коммунистические масштабы растворились и разложились и, следовательно, особенно надежд на них возлагать не приходилось. Видя все это, тов. КАЛИНИН сказал, что он уедет из Кронштадта и примет все меры к сосредоточению всех сил на берегах у Ораниенбаума и Сестрорецка, мне же было предложено сконцентрировать надежные части в наиболее важных пунктах. На бригадном собрании было условлено на участие в несении караулов местных частей. Когда тов. КАЛИНИН уехал в Петроград, то его у ворот задержали, но после разговора с "Петропавловском" его пропустили и мне также разрешили уехать, но я остался. Хотя караулы были смешанные, однако караул от "Петропавловска" имел первенствующее значение. С тов. КАЛИНИНЫМ было условлено, что в Кронштадте я должен действовать на основах нашей конституции и репрессивных мер применять не буду, и что в случае надобности меры будут приняты извне. Видя, что положение в Кронштадте угрожающее, я распорядился, чтобы командный состав вроде т. КОЗНОЛЕК, которого белогвардейская часть офицерства ненавидела, ушел из Кронштадта, я передал т. КОЗНОЛЕКУ записку к тов. ЗИНОВЬЕВУ, но КОЗНОЛЕК по недоразумению был задержан и записка в свое время не попала по назначению.

Местная публика, власть имущая, не хотела понять серьезности положения.

Когда стал вопрос: "ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?", тогда я передал тов. БРЕГМАНУ записку, чтобы все вооруженные и надежные части уходили на форты "Риф" и "Красноармейский", но, как оказалось впоследствии, это выполнено не было, распоряжение же Особому Отделу дано уходить, это было 2 марта.

К оружию прибегать не приходилось, чтобы не раздражать массу, и кроме того видно было, что мы не встречаем сочувствия со стороны партийной публики.

2 марта состоялось собрание делегатов в Инженерном Училище, на это собрание избирались даже и коммунисты, выяснялся тогда вопрос о перевыборах советов. Там уже была вооруженная стража, сначала мне не давали говорить, но потом дали, а когда я уже собирался уходить, то меня задержали под предлогом, чтобы я не вызвал вооруженных отрядов, когда я сказал, что это арест, то бывшие на собрании коммунисты тоже поднялись и требовали ареста и их тоже, как коммунистов. Когда на собрании из окна увидели потянувшиеся массы Отряда Особого Отдела, то перепугались, говоря: "вот на нас уже двигают вооруженную силу", и тут же объявили Временный РЕВКОМ и избрали членов Ревкома, а до этого собрание было более или менее спокойное. Если бы, как я указывал, все вооруженные отправились на "Риф", то, возможно, этого не было бы.