Кронштадт 1921 (Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г.) - [109]

2) Цедербаума-Ежова Сергея Иосифовича, 42 лет, почетный гражданин г. Одессы, в Тюменскую губ. Тобольский уезд,

3) Айзенштадта-Юдина Исая Львовича, 54 лет, мещанина гор. Вильна, — в Архангельскую губ. Мезенский уезд,

4) Николаевского Бориса Ивановича, 37 лет, журналиста-литератора, в Северо-Двинскую губ. Яремский уезд,

5) Липкина-Череванина Федора Андреевича, 51 года, из граждан Могилевской губ., — в Семипалатинскую область за исключением губернских городов,

6) Плескова Артура Абрамовича, 37лет, из мещан, в Семипалатинскую область, кроме губернских городов. Дело о них оставить во 2-м отделении СОВЧК.

Начальник 2-го Спец[иального] отд[ела] СОВЧК

[Подпись неразборчива]

17 декабря 1921 г.

ЦА ФСБ РФ, д. Н-1379, лл. 35–37. Полтинник.

№ 10 ПОДПИСКА ДАНА О НЕВЫЕЗДЕ

1922 года января 10 дня я, нижеподписавшийся, даю настоящую подписку коменданту Московской Бутырской МЧК тюрьмы в том, что по освобождении меня из-под стражи обязуюсь никуда не выезжать и явиться во 2-ое отделение СОВЧК не позднее 17 сего января за получением соответствующих документов для выезда в место, указанное в постановлении ВЧК, объявленном 10 сего янв[аря] Заместителем] председателя] ВЧК т Уншлихтом

Проживать буду Покровка, Введенский пер, 14, кв 14

Ф. Дан-Гурвич

ЦА ФСБ РФ, д Н-1379, л 43 Подлинник

№ 11 ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ДАНА О ЕГО ПРЕБЫВАНИИ В ТЮРЬМЕ

Места в тюрьме не было^1. Рассчитанный на 700 человек, Д П. 3. вмещал теперь свыше 2000

Кое-как мы разместились на койках и на полу Я лично предпочел лечь на пол, так как больше всего боялся набрать вшей, которых, как обнаружилось потом утром, действительно было немало.

Утром начали знакомиться с многочисленной и разнообразной публикой, переполнявшей остальные две камеры и коридор. Наиболее интересными оказались две группы инженеры, работавшие по постройке электрической станции на одной из рек, и кронштадтцы. Арест инженеров, по их словам, был следствием столкновения их с политическим комиссаром, коммунистом. Они уверяли, что комиссар этот производил грандиозные хищения, когда же они попытались бороться с ним, то он донес на них, как на контр-революционеров и саботажников. В вину им ставилась также покупка продовольствия для рабочих на вольном рынке с обходом установленных декретами правил. По этим правилам они должны были предварительно обращаться за продовольствием в разные инстанции и ждать, пока эти инстанции доставят им требуемое или ответят отказом. На бумаге все это очень гладко и хорошо, но в действительности рабочие не стали бы ждать результатов всей этой канцелярской волокиты, а просто разобрались бы. Теперь, по словам инженеров, все проделки комиссара уже раскрыты, и он сам также арестован вместе со всею "комячейкою". Сколько помнится, все эти инженеры потом судились и были оправданы. Что стало с комиссаром, не знаю. Инженеры с интересом расспрашивали нас о позиции социал-демократии, но больше всего занимал их вопрос, стоят ли социал-демократы за свободы печати и для инакомыслящих, в том числе и для "буржуев". Получив утвердительный ответ на этот вопрос, они успокоились. "А иначе, говорили они, между вами и большевиками, с нашей точки зрения, никакой разницы не было бы. и вы, и они — социалисты, а социализм, как показала русская революция, — вредная утопия". Мне было очень интересно наблюдать эту новую психологию интеллигентских кругов в России, где испокон века всякое интеллигентское движение было по традиции окрашено в более или менее социалистический цвет.

Другая группа — кронштадтцев — состояла из рабочих и матросов. Матросы были очень озлоблены. Они негодовали на петроградских рабочих, которые "из-за фунта мяса" не поддержали и "продали" их. Разочаровавшись в коммунистической партии, к которой многие из них раньше принадлежали, они с ненавистью говорили о партиях вообще. Меньшевики и с. — р-ы для них были ничуть не лучше большевиков: все одинаково стремятся захватить власть в свои руки, а захватив, надувают доверившийся им народ. "Все вы — одна компания! Вот когда вас привели, так небось нас большевики сейчас же сбросили с коек на пол, а для вас — все удобства!" — говорил раздраженно один матрос. Не надо никакой власти, нужен анархизм — таков был вывод большинства матросов из[-за] разочарования в рабочем движении и партиях.

Рабочие были настроены несколько иначе. Мне особенно запомнился один высокий, сильный, красивый молодой рабочий-электротехник. Он подробно рассказывал мне, как его с десятком других товарищей взяли в плен и вели берегом Финского залива в Петроград. Им трое суток ничего не давали есть, и неоднократно конвой пытался расстрелять их: только вмешательство начальника конвоя предотвратило расправу. Но, по его словам, после взятия Кронштадта до 600 пленников было расстреляно.

Восстание, по его рассказам, было полною неожиданностью для самих восставших. Никто не ожидал, что скромные требования их, за которые голосовали почти все без исключения кронштадтские коммунисты, не только встретят грубый и решительный отказ, но и вызовут свирепый приказ Троцкого о беспощадной расправе с Кронштадтом. Зато, когда восстание стало фактом, к нему примкнули решительно все. Совершенно ясно вырисовывались и причины неудачи восстания: чтобы иметь военный успех, надо было передать организацию восстания в руки офицерства; но восставшие опасались политического результата такой организации и потому потерпели военную неудачу. Большевики изображали главарем восстания генерала Козловского. На самом деле матросы лишь заставили его продолжать исполнять ту же должность начальника артиллерии, какую он исполнял при большевиках, а никакой власти ему не дали. При всем том только благодаря курсантам, которых привезли даже из Москвы, и китайским войскам удалось взять Кронштадт, боевые суда которого, скованные льдом, были лишены возможности двигаться. Да бывали случаи, когда и курсанты отказывались идти в атаку.