Крокозябры - [8]
Дима проснулся от стука в дверь и робкого голоса Веры Сергеевны:
— Дмитрий Евгеньевич, мне не хватает майонеза. Я правильно поняла, что будет девять человек?
— Вера Сергевна, идите к Кате, при чем тут я?
— А она послала к вам. Так как быть с майонезом?
— Как же я от вас от всех устал! — простонал Дима. — Ну Вася на что, пусть съездит в магазин.
— А Васи нет.
— А где он?
— Рано утром привез продукты и уехал.
Дмитрий Евгеньевич посмотрел на часы, было уже почти шесть вечера.
— Делайте что хотите, — буркнул Дима, — не морочьте голову.
Набрал Кате на мобильный, а та, под воздействием свободной и независимой подруги Вари, ответила непривычно резко:
— У меня сегодня выходной. Прошу меня не беспокоить.
И гордая собой нажала отбой. Даже на всякий случай выключила телефон.
— Молодец, — похвалила ее Варя. — Будешь с ним построже, станет как шелковый.
Дима не понимал, куда делся Вася. Телефон его был выключен, что совершенно уж необычно. «День не задался», — Дима вздохнул и пошел смывать с себя мурашки холодным душем.
Евгений Викторович сел за руль, тронулся. Глаза застилали слезы, он даже не сразу сообразил, отчего все мутно, и включил дворники. Голова раскалывалась. Клара — не его дочь? Или врет, как обычно? Про их первого ребенка, родившегося уродом, он даже и забыл. Про других знал, что не его, там и знать нечего было, а Клара… Назвал ее в честь Клары Цеткин, и внешность у нее не азиатская, в отличие от других детей… Кто же это мог быть? Да какая разница, главное, что Клара не хотела с ним идти, даже будто не помнила его. Навещать урода он не собирался, он его и в глаза не видел, только бумагу подписал, что отказывается… А вдруг он вовсе не был уродом, вдруг эта сука наврала? С нее станется. Могла просто продать, а чтоб он не узнал, сказала, что урод. Новорожденные бешеных денег стоят, сколько раз про это читал! Теперь уж концов не найти, мы ж не американцы, которые хоть через сто лет, да найдут. У нас болото, на нем одна клюква растет, а что упало, то пропало. Как ему это не приходило в голову! А еще, он читал, детей на органы продают. Нет, это бред — чтоб его сына и на органы? Он ехал на автопилоте, ему мигали и гудели со всех сторон — понял почему, еле плетется, 30 километров в час. Рванул порезвее и… бумс, въехал в зад серому «ниссану».
Ровно в 19 часов Дима, при параде, в темном костюме и ярком галстуке, спустился в обеденный зал, где уже был накрыт стол. Вера Сергеевна заканчивала раскладывать салфетки.
— Пришлось добавить сметаны, Дмитрий Евгеньевич, вы не против?
— Где все? Семь часов — они где-то болтаются. Идите позовите.
Лис прибежал первым, с интересом заглядывая в стоящие на столе блюда. Хотел попробовать, но дед смотрел строго. Следом вошла Аля.
— Доча, пока мы одни: ты работать-то собираешься или будешь тут сидеть и ждать у моря погоды?
— Давай потом. Я вообще-то хотела тебе сказать…
Вошли Катя с Варей, Катя шла с видом победительницы. Дима усмехнулся.
— Садимся или пока аперитив? Мне шампанского, брют, — Катя продолжала изображать барыню. — Мы с Варей приложились к ликерчику, но это же не помешает?
«Завтра в шесть утра я на свободе», — сказал себе Дмитрий Евгеньевич, чтоб подавить раздражение. Посмотрел на часы: 19:07.
— Девятнадцать ноль семь, а именинник как в воду канул. А, вот и он.
— Нет, это Зоя Федоровна, — Аля подбежала к монитору, обернулась (заметил Дмитрий Евгеньевич) и прямо засияла, будто жениха увидела. «Все сегодня какие-то странные, — сказал себе Дмитрий Евгеньевич. А отец — ясное дело, поехал к своей суке и застрял, несуществующие отношения выясняет».
Зоя Федоровна была одета на удивление торжественно: в белом чесучовом костюме и блузке под цвет кораллового ожерелья, висевшего у нее на шее. И туфли, и сумочка на золотой цепочке — тоже коралловые, и мясистый букет белых лилий в руке.
— Ты при таком параде, — ахнула Катя.
— Случай торжественный, — ответила Зоя Федоровна и подмигнула (опять отметил Дмитрий Евгеньевич) Але.
— Нет, Зоя, я так не могу, — Катя решительно встала, оставив свое шампанское, — пойду переоденусь. Я же тут по-домашнему, а юбилей — ты права — дело торжественное. Только Крокозябр что-то запаздывает.
— Кьокозяб, кьокозяб, — завопил Лис.
— Катя, я же просил… — Но жена, по совету Вари («спинка прямая, голова высоко поднята, взгляд неприступный»), только бросила на Диму испепеляющий в ее понимании взгляд.
Снова раздался звонок. И снова это был не виновник торжества, а Димин компаньон Лева, ведавший всеми их шпионскими закупками. Лева стоял у калитки с кем-то неизвестным. «И не предупреждал, — пробормотал Дмитрий Евгеньевич, — ладно, посмотрим».
Евгений Викторович повторял: «Сволочи, сволочи, сволочи» почти без остановки. Короедов, которых вызвал по мобильному хозяин пострадавшего зада для оформления ДТП, он ждал уже два часа. Инцидент произошел около шести, а сейчас без двадцати восемь. На шоссе из-за их двух машин образовалась гигантская пробка, но эти сволочи не спешили. Вот когда Евгений Викторович пожалел, что отказался от мобильного телефона. Он никогда не понимал его надобности и спорил с Димой: «Зачем мне эта дрянь! Чтоб я был доступен в любую секунду? Я в туалет, а тут звонок, я заснул — нет, не спи, я работаю над важными текстами — бросай и рассказывай, не болит ли у тебя голова». Раз пять спорил. Аля однажды фыркнула: «Можно подумать, вам обрывают телефон». Ну да, ей-то делать нечего, как и маме ее, вот бабы стали наглые, при социализме все работали как миленькие… Попросить бы позвонить этого парня из «ниссана» — так он орет как зарезанный, даже слушать не станет, какие у Евгения Викторовича неотложные обстоятельства. Дима же там с ума сходит. И гости, неудобно. Неудобно — еще что, Дима сейчас начнет обзванивать морги и больницы, всех на уши поставит. Он, если что, всех ставит на уши. И опять все из-за этой суки.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Алиса Ганиева – молодой, но уже очень известный прозаик и эссеист. Её первая повесть «Салам тебе, Далгат!» удостоилась премии «Дебют», а роман «Праздничная гора», рассказ «Шайтаны» и очерки из дагестанской жизни покорили читателей сочностью описаний и экзотическими подробностями.Молодые герои, ровесники автора, хотят жить и любить свободно. Но знаменитый вольный дух Кавказа ограничивают новомодные религиозные веяния, а быт наполнился раздражающими «западными» условностями.Чувства персонажей подвергаются самым неожиданным испытаниям…
В новом романе «Завидное чувство Веры Стениной» рассказывается история женской дружбы-вражды. Вера, искусствовед, мать-одиночка, постоянно завидует своей подруге Юльке. Юльке же всегда везет, и она никому не завидует, а могла бы, ведь Вера обладает уникальным даром — по-особому чувствовать живопись: она разговаривает с портретами, ощущает аромат нарисованных цветов и слышит музыку, которую играют изображенные на картинах артисты…Роман многослоен: анатомия зависти, соединение западноевропейской традиции с русской ментальностью, легкий детективный акцент и — в полный голос — гимн искусству и красоте.
Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.
Марина Степнова — прозаик, переводчик с румынского. Ее роман «Хирург» (лонг-лист премии «НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР») сравнивали с «Парфюмером» П. Зюскинда.Новый роман «Женщины Лазаря» — необычная семейная сага от начала века до наших дней. Это роман о большой ЛЮБВИ и большой НЕЛЮБВИ. Лазарь Линдт, гениальный ученый, «беззаконная комета в кругу расчисленных светил», — центр инфернальных личных историй трех незаурядных женщин. Бездетную Марусю, жену его старшего друга, смешной юноша полюбит совсем не сыновней любовью, но это останется его тайной.