Кризис - [16]

– Да привыкли, привыкли конечно. Только вот супруга жалуется, жарко ей. А так неплохо, парки красивые. Сытно, богато. Машины хорошие.

– Ааа, ну да, – вяло согласился я, почему-то вспомнив Некрасова. Начало этого стихотворения я так и не смог восстановить в памяти, но общий ритм: «Парки Красивые. Сытно, Богато. Машины Хорошие», неуловимо напоминал мне русского классика. Требовалось только логическое завершение, которое само напрашивалось: «Только не сжата полоска одна».

Разговор с тестем сам собой иссяк, разбившись, как океанская волна, об утес классических ассоциаций. К тому же, после трагического спора с Виктором Матвеевичем я решил всегда и во всем соглашаться с представителями старшего поколения.

Женщины продолжали оживленно щебетать. Я прислушался: они как всегда обсуждали распродажи тряпок в каких-то, неизвестных мне магазинах…

Разве может на пропитанных керосином углях получиться настоящее, пахнущее дымом мясо? Нет, нет, и еще раз нет. Я это вам говорю, я-то понимаю толк в дыме, поднимающемся от жадных языков пламени, каждое дерево придает умерщвленной плоти неповторимый аромат. Саксаул, высохшая сосна, ветви черемухи, даже ваша, осточертевшая мне секвойя. Из всех обитателей нашей долины только иранские эмигранты сохранили культуру приготовления мяса. Их гортанный язык напоминает мне лиц кавказской национальности, они дружелюбны, в их магазинах продаются кошерные израильские огурцы, словом – им наплевать на ислам, христианство и иудаизм. Они просто живут здесь, растят детей, и продают медные турки и заварные чайники. Если бы не вы, ребята, я бы здесь окочурился, ведь только у вас можно было найти нормальный чай. А все шах виноват. Уже лет тридцать прошло, а вы его помните. Решил, понимаете, внедрить цивилизацию. Внедрил… А спираль истории отбросила страну в средние века, женщины в паранджах, священная война…

Смешение кровей и мировоззрений, слава Богу, потеряло в Америке всякое значение. Если когда-нибудь я полюблю эту страну, так разве что за ее терпимость и относительное человеколюбие. Как у Высоцкого: «Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса.»

– Бррр… Куда унес меня этот тост? Только не обращать внимания. Все нормально. Вот сейчас, угли, наконец, разгорятся, и день рождения покатится вперед, как паровоз, выпускающий клубы пара. Наш паровоз вперед летит! – Я твердо решил больше не пить.

Приглашенные продолжали прибывать. Подъехал восьмицилиндровый «Меркурий» серебристо-голубоватого оттенка, и я облегченно вздохнул. Приехавший на нем Мишка был заводилой компании, очаровательным бородатым весельчаком и хулиганом, оживляющим любое сборище, состоявшее из разнородных, и, зачастую, мало знакомых друг с другом людей.

– Ага! – Загромыхал он. – Хранитель огня! Слоняра! Расти большим и здоровым! – он сунул мне в руки коробку, перевязанную розовой ленточкой. А это – к столу, оп-ля-ля! – Он торжественно извлек из сумки бутылку настоящей Смирновской водки, привезенной из Москвы. – Это тебе не местное дерьмо, и даже не «Столичная». Столовое вино номер двадцать один! Дай-ка я тебя обниму, только чего не подумай! Несмотря на то, что здесь это в моде, у меня нормальная сексуальная ориентация.

– Ну, спасибо, удружил! – Мы обнялись.

– Лахундра, – он обернулся к автомобилю. – Ну, где же ты застряла, ей Богу. – А ну, подавай-ка сюда сюрприз.

– Какой еще сюрприз, – в недоумении спросил я. – Вы еще чего-то заготовили?

– Сюрприз, да еще какой, только в обморок не падай! Не будешь? Огромный как гора, расцветший, так сказать, на сытных американских хлебах и пиве, гигант русской мысли, отец, как говорили классики, отечественной демократии… Ну, где он там? Выходи, мерзавец!

– В машине застрял, боров, вылезти никак не может, – Мишкина жена смеялась.

– А ну, вытаскивай его, что это за безобразие.

– Да сейчас, черт побери, нога зацепилась – голос был мужским, немного хриплым, и безусловно знакомым. Рот у меня открылся от удивления, я потряс головой, решив что выпил лишнего, а может быть и угорел: из машины, покачиваясь, выплывал цветущий фиолетовыми цветами куст в деревянной бадье.

– Что это? – с испугом спросил я.

– Сейчас увидишь, – Мишка с удовольствием почесал бороду. – Ну, Андрей, откройся, как восточный сезам в сказках про Синбада-Морехода. Да открывайся ты, увалень!

– Здравствуй, Саша. – Куст покачнулся, приоткрыв изрядно располневшего и опухшего, по-видимому от недавнего возлияния, Андрея Бородина, неизвестно откуда взявшегося в наших краях. – С днем рождения тебя. Это цветущее дерево – мой подарок обитателям этой плодоносимой… Плодо… У, блин!

– Плодоносной, – подсказал я. – Плодоносящей.

– Как хорошо, что ты меня понимаешь… Плодонасносящей Долины. Цвети и ты. Цвести всегда, цвести везде, до дней последних донца!

– Ты откуда взялся? – Я отметил про себя, что Андрей болен той же болезнью, что и я – он упорно цитировал советских классиков, слегка перевирая слова.

– Да понимаешь, семинар здесь проходил по компьютерным сетям, вот я и заехал.

– Врет он все, ни на какой семинар и ходить не думал. Все три дня дома просидел и пивом накачивался, а водкой усугублял. – Мишка радостно потер руки. – Еле его удалось в машину загрузить, обормота, ни хрена не соображал и ногами отбрыкивался. Ну что, хороший сюрприз? Надо выпить. За встречу. Или, за день рождения!