Кризис средневековой Руси, 1200-1304 - [9]
Повествование о монгольских походах на Русь 1223 и 1237–1240 гг. Дж. Феннел основывает на собственных изысканиях по истории текста летописных повестей о битве на Калке и Батыевом нашествии[78], справедливо выделяя три различных русских версии — Лаврентьевской летописи (владимирского происхождения) Ипатьевской (южнорусской) и Новгородской I (новгородской, возможно, с использованием рязанских известий) летописей, дополняя их данные записями восточных и западных авторов — Джувейни (этот персидский хронист до сих пор мало известен нашей историографии), Рашид-ад-Дина, Ибн-Василя и доминиканских монахов. Менее убедительно поступает автор, доверяя известиям позднейшей «Повести о разорении Рязани Батыем», которую возводит к несохранившейся рязанской летописи XIII в. В данном случае Дж. Феннел опирается на совпадения статьи 1238 г. Синодального списка Новгородской I летописи и «Повести» и без обсуждения принимает аргументацию Д. С. Лихачева[79], хотя более обоснованной представляется точка зрения В. Л. Комаровича, датировавшего «Повесть» вместе с циклом повестей о Николе Заразском XVI столетием[80].
Нашествия 1223 и 1237–1240 гг. Дж. Феннел, следуя нашей историографической традиции, называет «татарскими» нашествиями, что не вполне точно: верхушка ордынской знати, направлявшая поход на восток, происходила из монгольских племен, а основной этнический субстрат кочевого государства, подчинившего Русь в XIII в., составляли тюркоязыческие степные народности (преимущественно кипчаки) [81]. Термин Золотая орда по отношению к государству хана Джучи и его сына Бату неудачен: в русских источниках этот термин появляется лишь в XVI в., поэтому правильнее, по нашему мнению, называть государственное образование монголов и кипчаков улусом Джучи или просто Ордой.
Рассказывая о первом появлении монгольских войск в 1223 г. Дж. Феннел приводит одно свидетельство французского хрониста — Матфея Парижского, тогда как катастрофа на Калке отозвалась в разных странах Западной Европы: о ней писали и немецкие и итальянские авторы XIII в.[82]
Особый раздел 4-й главы посвящен «великим» (как почтительно именует их автор) татарским походам. Несмотря на прямые свидетельства летописей о всеобщей гибели русского населения от рук монголов («люди избиша от старьца и до сущаго младенца»), грабежах («много именья вземше») и массовых угонах в плен («овы же ведуще босы и без покровен в станы свое»), Дж. Феннел квалифицирует эти известия как «общие места, используемые в летописи для описания катастроф, ввергавших время от времени русские города в руки захватчиков» (с. 119)[83]. Автор даже не пытается проверить достоверность летописных клишированных фраз данными археологии, хотя такая возможность предоставлена исследованиями М. К. Картера, А. Л. Монгайта и других (см. Приложение 5). Прежние случавшиеся «время от времени» захваты городов — это результаты обычных междоусобных войн, которые были иными и, уж во всяком случае, не предусматривали характерного для монгольской стратегии тотального уничтожения населения захваченных территорий. Монголы Бату-хана, планировавшие поход в глубь Европы, в 1237–1240 гг. не рассматривали Русь как свое будущее владение; их заботила лишь добыча да потребность обезопасить свой правый фланг и тыл, поэтому нашествие носило чрезвычайно опустошительный характер и привело к исчезновению многих городов и сельских поселений[84].
Желание преуменьшить масштабы катастрофы заставляет автора перелицовывать летописный текст: например, о взятии Торжка сказано так: «Две недели по его стенам били осадные орудия. Из Новгорода никакой помощи не пришло, и жители Торжка «в недоумении и страсе» сдались 5 марта» (с. 121). А новгородский летописец рассказывает об обнесении города укреплениями — «тыном», о двухнедельной осаде, во время которой город обстреливался из «пороков», об «изнеможении» жителей, начинавших уже терять надежду: «Уже кто же собе бе в недоумении и страсе»; «и тако погании взяша град, изсекоша вся (убили всех) от мужеска полу и до женска, иерейский чин весь (священников) и черноризческий (монахов)»[85].
Дж. Феннел называет четыре причины поражения (автор называет его «разграблением») русских: численное превосходство монголов, более совершенная боевая стратегия и тактика кочевников, отсутствие центра руководства у русских и истощение княжеских сил предшествующими междоусобицами (с. 125). Все эти доводы давно обсуждаются в историографии, и автору не удалось сколько-нибудь углубить их анализ.
Вслед за Г.В. Вернадским (1953)[86]и Л. Н. Гумилевым (1970)[87] Дж. Феннел явно преуменьшает разрушения, причиненные русским княжествам монгольским нашествием, ставя под сомнение археологические данные об уничтожении населения, исчезновении многих городов и сел, массовых миграциях с юга в более спокойные лесные районы Северо-Восточной Руси. Эти сомнения Дж. Феннела подробно рассмотрены в приложениях, из которых следует, что монгольское нашествие 1237–1240 гг. не было «еще одним ударом степных захватчиков» (с. 130)[88], а положило начало новой, необычайно тяжелой для Руси системы отношений, позднее названной «татарским игом». Впрочем, об этом иге автор упоминает с оговоркой «так называемое» (с. 124) и делит его на два этапа: 138 лет длился «политический контроль» Орды над русскими княжествами, а 100 лет — с 1380 по 1480 г. — ханы «продолжали требовать, хотя и не всегда получали, дань от своих русских «вассалов»» (с. 124). Подобная «смягченная» концепция ордынского ига давно утвердилась в англоязычной историографии (Ф. Грехем, 1860; Дж. Куртэн, 1908) (однако Дж. Феннел не учитывает сложных социально-экономических и политических перемен, последовавших на Руси после образования улуса Джучи (эти изменения не отрицаются западными Учеными под влиянием работ историков евразийской школы — сравни книги Н. С. Трубецкого, Г. В. Вернадского и попытку преодоления евразийских концепций в книге Ч. Гальперина
В новой книге писателя Андрея Чернова представлены литературные и краеведческие очерки, посвящённые культуре и истории Донбасса. Культурное пространство Донбасса автор рассматривает сквозь судьбы конкретных людей, живших и созидавших на донбасской земле, отстоявших её свободу в войнах, завещавших своим потомкам свободолюбие, творчество, честь, правдолюбие — сущность «донбасского кода». Книга рассчитана на широкий круг читателей.
«От Андалусии до Нью-Йорка» — вторая книга из серии «Сказки доктора Левита», рассказывает об удивительной исторической судьбе сефардских евреев — евреев Испании. Книга охватывает обширный исторический материал, написана живым «разговорным» языком и читается легко. Так как судьба евреев, как правило, странным образом переплеталась с самыми разными событиями средневековой истории — Реконкистой, инквизицией, великими географическими открытиями, разгромом «Великой Армады», освоением Нового Света и т. д. — книга несомненно увлечет всех, кому интересна история Средневековья.
Нет нужды говорить, что такое мафия, — ее знают все. Но в то же время никто не знает в точности, в чем именно дело. Этот парадокс увлекает и раздражает. По-видимому, невозможно определить, осознать и проанализировать ее вполне удовлетворительно и окончательно. Между тем еще ни одно тайное общество не вызывало такого любопытства к таких страстей и не заставляло столько говорить о себе.
Южный полюс, как и северный, также потребовал жертв, прежде чем сдаться человеку, победоносно ступившему на него ногой. В книге рассказывается об экспедициях лейтенанта Шекльтона и капитана Скотта. В изложении Э. К. Пименовой.
Монография представляет собой исследование доисламского исторического предания о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле, связанного с Южной Аравией. Использованная в исследовании методика позволяет оценить предание как ценный источник по истории доисламского Йемена, она важна и для реконструкции раннего этапа арабской историографии.
Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.