Кризис добровольчества - [35]

С генералом Бредовым я встретился лишь однажды, еще в период ляоянских боев, когда он был капитаном генерального штаба, а я – юным подпоручиком конно-разведческой команды. Встреча была мимолетная, но она запала мне в душу, и в продолжение 15 лет я сохранял в памяти привлекательный облик молодого и энергичного капитана.

Генерал Бредов встретил меня с той сердечностью, какая вообще свойственна этому выдающемуся генералу. К моему удивлению, он тоже не забыл нашу встречу под Ляояном и расцеловался со мною, как со старым знакомым.

Объяснив мне обстановку, о которой я упоминал выше, генерал сообщил мне, что с подходом 4-й дивизии он решил овладеть Черниговом.

– Несколько раз я пытался покончить с этим злокачественным нарывом, но не удавалось. Бог даст, с вашим приходом мы достигнем цели…

Командующий генерал и я склонились над картой и углубились в тактические комбинации.

Описание боевых действий не входит в задачи моей книги, однако необходимо хотя бы кратко остановиться на некоторых подробностях Черниговской операции, ибо эта операция наглядно и убедительно свидетельствует, какая потенциальная сила сохранилась в прежних и затем вновь возрожденных частях императорской армии.

Решено было наступлением вдоль железной дороги Круты – Чернигов сбить части противника, находившиеся в нежинском направлении, выйти в тыл Козелецкой группы и отрезать ее от единственной переправы на реке Десне у города Чернигова. План был крайне дерзкий по замыслу, ибо требовал зайти глубоко в тыл (более 50 верст), предварительно разбив вчетверо сильнейшего врага. К тому же на левом фланге наступления находились сильные красные части, а правый упирался в Сейм.

Большевики располагали полнейшей возможностью ударом в левый фланг сбросить или, во всяком случае, прижать нас к Сейму. Благодаря малочисленности все сообщения (тыловые пути) были беззащитны.

Намеченный план в равной степени сулил большой успех и полную катастрофу. Предстояло единоборство не только сил, но и духа.

Один из полков 4-й дивизии должен был взять на себя все тяжести этого наступления, а другой – удерживать переправу через Сейм в 30 верстах от путей намеченного наступления. И чем ближе приближался бы к своей цели полк, наступающий на Чернигов, тем более он отдалялся от своего соседа.

Генерал Бредов предложил мне, как начальнику дивизии, самому распределить роли полков в намеченной операции.

Справедливость требовала, чтобы Белозерский полк, как сильнейший, наносил бы главный удар. Слабые числом олонцы могли выполнить лишь второстепенную задачу. Находясь под впечатлением смотра у Ворожбы, я, не колеблясь, назначил Белозерский полк для нанесения главного удара.

На нежинском участке находились уже гвардия и 2-й конный генерала Дроздовского полк. Согласно директиве, все гвардейские части должны были наступать левее железной дороги Круты – Чернигов, а белозерцы – правее. 2-й конный полк должен был прикрывать левый фланг операции.

Мое сообщение о решенном наступлении и объяснение всей важности возложенной на полк задачи были приняты офицерами с большим подъемом. Солдаты, конечно, не разбирались в обстановке, однако с видимой охотой и вниманием выслушивали разъяснения офицеров. Как и я, все они находились под гипнозом недавнего смотра. Кроме того, выяснилось, что в полку имеется много офицеров, связанных с Черниговом. Одни там родились, другие учились, третьи имели семьи или родственников. Поэтому известие о наступлении на Чернигов вызвало большой подъем. Накануне дня наступления во всех ротах раздавались песни, смех, оживленные разговоры. Подобное настроение являлось ценнейшим залогом успеха.

ЧЕРНИГОВ

23 сентября началось наступление. В этот же день утром гвардия подверглась неожиданному удару со стороны противника, и в Черниговской операции она уже участия не принимала. Исключение составляла только гвардейская артиллерия со своим прикрытием – прекрасной пулеметной командой полковника Шатилова. Обстоятельство это сразу осложнило положение белозерцев, ибо, кроме своего участка, им надо было занять и участок, назначенный для гвардии. Соотношение сил, бывшее и без того не в нашу пользу, снизилось еще больше. Даже твердый духом, всегда мужественный генерал Бредов счел необходимым запросить по телефону мое мнение, не отложить ли операцию. Порыв, однако, не терпит перерыва, и было решено осуществлять задуманный план, не смущаясь осложнениями.

Наступление началось действительно с большим порывом, и к вечеру мы имели повсюду успех. Были взяты пленные и пулеметы.

В первый же день операции прибыл к полку генерал Бредов. Он обладал в большой степени добродетелями старшего начальника и потому совершенно не вмешивался в мои распоряжения, как командира полка. Принимая к сведению мои доклады, генерал предоставил мне полную свободу действий, ибо понимал, что всякое «дергание» в бою лишь нервирует того начальника, который руководит боевыми действиями. Воинская добродетель, присущая подлинным военным.

Первую ночь операции я провел в тускло освещенной комнате маленькой станции Черниговской железной дороги. Тут же лежали убитые белозерцы, а рядом равнодушно стучал телеграфный аппарат. В углу надрывался телефонист: