Кривые деревья - [8]

Как и было заведено, подоспевшая Дуняша поднесла ретивому служащему большую рюмку водки с очищенной на блюдце половинкой банана. Любовь же Яковлевна, торопливо сломав сургучины, скользила взглядом по изящно набросанному тексту.

«…Нельзя не порадоваться прекращению у нас противной брюлловщины. Только тогда забьет у нас живая вода, когда эта мертвечина соскочит, свалится, как струп!» — неизвестно с чего делился с нею Тургенев. Далее было приписано, что роман ее он прочитал и к разговору готов…

…Иван Сергеевич даже рассмеялся от удовольствия.

— Рад… вас… видеть! — прокричал он Стечкиной. — Сейчас… закончу! — В полосатой борцовке с обнаженной грудью, он подкидывал над головою большие черные гантели. — …Девяносто семь… восемь… девять… сто!

Не глядя, отбросив отягощения, Тургенев промчался в ванную комнату, откуда немедленно донесся шум водопада и короткие мощные фырканья. Через минуту, подтянутый и свежий, с каплями в седине, он стоял перед гостьей в мышином облегающем сюртуке, военного покроя панталонах с искрой, свежей белой манишке и в двух галстуках — одном, черном, сверху, другом, белом, снизу.

Она церемонно протянула руку — Иван Сергеевич, не обратив внимания на жест, поймал голову посетительницы и жарко поцеловал за ухом.

В висках у Любови Яковлевны запульсировало, она принуждена была опуститься в кресло, Тургенев с удобностью устроился напротив и размеренно покачивал носами коротких мягких сапог.

— Не выношу, знаете ли, Брюллова, — поморщившись так, будто ему показали дохлую лягушку, раздражительно проговорил он. — Все эти напыщенные Вирсавии, неловкие всадницы, помпезные Помпеи…

— Струп! — вспомнила молодая писательница. — Мертвечина!..

Одобрительно кивнув единомышленнице, Иван Сергеевич выпрыгнул из кресла.

— К делу! Ваш роман…

Пружинисто подойдя к ореховому бюро, он принялся рыться в бумагах.

— «Молочные рассветы»? — спросил он, сбросив верхний слой книг и держа в руке не знакомую Стечкиной папку.

— «Варенька Ульмина», — напомнила Любовь Яковлевна.

Иван Сергеевич, не глядя, отбросил рукопись и снес еще один книжный ряд.

— «Песни П. В. Киреевского»? — поочередно спрашивал он. — «Сто один способ приготовления квасу в домашних условиях»? «Народные песни и свистопляски»?

Расшвыряв с десяток напольных подушек, Тургенев распахнул дверцы шкафа. На пол в избытке просыпались рыболовные снасти, какие-то горшки, пустые пыльные бутылки, охотничье ружье, резиновые болотные сапоги, собачий намордник…

— «Степан Куклоедов»? — гулко выкрикивал Иван Сергеевич из объемистого ясеневого нутра. — «Эмеренция Тиходуева»? «Сестры Ершовы»?

— «Варенька Ульмина», — настаивала Стечкина.

Тургенев вылез из шкафа и сдул пыль с нескольких разрозненных листов.

— «Клара Милич»? — В задумчивости он потер гладкий раздвоенный подбородок. — «После смерти»?.. Нет, кажется, это не ваше.

Внезапно, коротко хмыкнув, он подбежал к незажженному камину и по плечо всунул руку в его глубокий черный зев.

— Есть!

У Любови Яковлевны отлегло от сердца. Это и в самом деле было ее детище.

Отряхнув золу, Тургенев сгреб под себя сколько смог подушек, прилег на коврик и распустил скрепляющий бювар бант.

— «Варенька Ульмина», — задумчиво прочитал он. — Ульмина… Ульмина… Это про юношу, пробравшегося в монастырь кармелиток?.. Ну и натворил он у вас там делов!

Любовь Яковлевна протестующе замахала руками.

— Нет… нет! Девушка… первое робкое чувство… радость обретения, горечь и боль утраты…

— Конечно, конечно! — Вынув из наружного кармана тонкое пенсне, Тургенев заглянул в середину рукописи. — Так… «Обхватив Дмитрия, Варенька в сердцах повалила его на землю и, размахнувшись суковатым поленом, едва не снесла голову незадачливому пылкому кавалеру»… Вспомнил, ну конечно…

Приготовившись говорить, он откинулся на спину и, собираясь с мыслями, чуть прикрыл глаза. По узорчатым светлым обоям, резвясь, прыгали солнечные зайчики. В вазе на ореховом бюро упруго топорщился целый куст свежесрезанных чайных роз, и исходивший от них аромат отменного чая приятно щекотал гортань и ноздри. Иван Сергеевич молчал, его грудь равномерно вздымалась. Повинуясь минутному желанию, Стечкина встала и осторожно вышла в коридор. Самостоятельно разобравшись в планировке помещений, она освежилась и машинально проверила резинку, оказавшуюся на боевом взводе. Вернувшись, Любовь Яковлевна прошла на прежнее место и осторожно кашлянула.

Иван Сергеевич встрепенулся, поводил по сторонам глазами и вытянул из кармана луковицу часов.

— Время полдника! — объявил он, исчез и тут же появился с уже знакомым гостье передвижным устройством.

Сервировочный столик был уставлен запотевшими бутылками пива, в центре его размещались выложенные на блюде любовно нарезанные ломти ветчины и душистые коричнево-белые сайки.

Наполнив два высоких хрустальных бокала, Иван Сергеевич сдул высоко поднявшуюся пену.

— Рекомендую моего друга, который никогда не изменит и от которого теплее на душе… Джон Ячменное Зерно, лучший из английских парней…

Прополоскав рот малой толикой напитка и оставшись безусловно доволен, Тургенев осушил емкость до дна. Любовь Яковлевна также не без удовольствия сделала порядочный глоток.