Эдуард Дворкин
Мелодия для карлика
Погоже-ненастным днем шла по улице женщина с плохими ногами. Она была на высоких каблуках и очень торопилась, отчего все в ней трепетало и звенело: скакали вверх-вниз тренькающие молодые груди, упруго подрагивал и гулко ухал упрятанный под шерстяной юбкой округлый металлический таз, и даже нарумяненные сочные щечки - и те ходили ходуном, почмокивая и посвистывая. Женщина была натянута, как струна, и все в ней было подобающе, и тело у нее было отменное, и лицо хоть куда, и, судя по всему, она была подготовлена к успешному деторождению, вот только ноги у нее действительно никуда не годились. Уличные мужчины на женщину не смотрели. Заросшие и несвежие, в одежде с оборванными пуговицами, мутноглазые и щербатые, они не имели в своих засохших душах камертонов, способных уловить и оценить такую прекрасную женщину (ноги не в счет!), да и заняты они были совсем другим: безобразно гримасничая, они размашисто жонглировали обкусанными пивными кружками, стараясь не пролить на разбитый асфальт ни капли разведенного скверного суррогата. А женщина была не кто иная, как Софья Агаповна Турксибова, и торопилась она жить, и спешила чувствовать... Нет, безусловно, это не была женщина для Веденяпина. Веденяпин, эмоционально глухой и слепой мужчина, жил по другим канонам, и в его жизни не было места для проявления чувств. Спектры, пассажи и гаммы окружающего мира Веденяпина не затрагивали, он жил измерениями. Сто граммов колбасы на завтрак, три километра до службы, восемь часов внутри, тридцать пять тысяч в месяц, одна женщина в неделю. Женщин он приводил по пятницам после вечерней прогулки. Обыкновенно он шел, погруженный в какие-то свои выкладки и вычисления, и, поравнявшись с какой-нибудь женщиной, брал ее за руку и вел к себе. Иногда, если того требовали обстоятельства, он говорил что-нибудь успокаивающее, но чаще молчал, экономя слова и мысли. Дома он варил суп из пакета, временами выглядывая из кухни, чтобы не давать женщине свободу рук, потом выходил с кастрюлькой, ставил на стол бутылку вина, блюдце с рассыпными конфетами, помогал женщине раздеться, гасил свет и с головой уходил под одеяло. Рано утром он открывал дверь, и женщина уходила. Веденяпин шел в душ и начисто смывал женщину из памяти. Была как раз пятница, Веденяпин чувствовал этот день без всякого календаря, по пятницам он начинал ощущать сильное томление плоти, перерастающее к вечеру в откровенно безобразную фазу. А Софья Агаповна как на грех решила больше не ждать и довериться первому на нее посягнувшему (за исключением, конечно, мутноглазых и щербатых). Веденяпин был выбрит, опрятен, яснолиц, все пуговицы и молнии были у него на месте, его ладонь была суха и горяча, и Софья Агаповна пошла за ним, гордясь собой и презирая себя. Для Веденяпина все было обычно, а вот Софья Агаповна оказалась в подобной ситуации всего в десятый раз, она волновалась и не знала, как себя вести, но Веденяпин все сделал сам, начиная от супа и кончая... Он не был музыкально одаренным человеком, этот Веденяпин, он равнодушно проходил мимо филармонии и никогда не покупал себе пластинок с увертюрами, но даже он был удивлен и взволнован звуками, исходившими от Софьи Агаповны. Пронзительные и чистые, они разливались, заполняя все пространство, и нужно было только чувство, его, Веденяпина, чувство, чтобы собрать их в совершенную и прекрасную симфонию. Но Веденяпин, как и девять его предшественников, не стал композитором - он не был гармонически развитой личностью и примитивно понимал непростую гамму человеческих отношений. Утром, открывая Софье Агаповне дверь для ухода, Веденяпин впервые в жизни засомневался - а не оставить ли ему вообще такую необычную женщину у себя. Уже одно это было для него внутренней революцией, но перевесила привычка, к тому же он посмотрел вниз, прикинул пропорциональность ног Софьи Агаповны и решил ее не задерживать. Он горько пожалел потом, как пожалели девять его предшественников, но было поздно. Вернулись из Китая два друга: Ухтомский Панфил Семенович (силач и великан) и Шапиро Лазарь Моисеевич (горбатый карлик) - мужчины умные, щедрые и одухотворенные. Повстречали на своем пути Софью Агаповну и пленились ею. Панфил Семенович принял в Тибете обет безбрачия и поэтому стал Софье Агаповне добрым приятелем, а Лазарь Моисеевич накормил женщину сочным пуримом и сделал ей предложение. Софья Агаповна подумала и согласилась. Теперь она Горбунова. Лазарь Моисеевич - прекрасный музыкант, техничный и страстный. По вечерам он вдохновенно ласкает жену длинными нервными пальцами, и извлекаемые им звуки сплетаются в прекрасную и шумную симфонию любви. Музыка разливается окрест, Веденяпин слышит ее и идет к маленькому домику на отшибе. Подходят и девять его предшественников. Они уже знакомы и кивками приветствуют друг друга. Общая потеря сблизила их. У всех с собой маленькие складные стульчики и сумочки с едой, все тепло одеты. Иногда симфония звучит всю ночь, и тогда они остаются до утра в надежде увидеть Софью Агаповну и с безумной идеей вернуть ее. Тщетно. Счастливая и гордая, она проходит мимо. Ее провожает Ухтомский, способный при необходимости расшвырять всех десятерых. Десять мужчин смотрят Софье Агаповне вслед и удивляются - ноги у нее вроде бы стали ничего.
