Кривоград, или часы, по которым кремлёвские сверяют [журнальный вариант] - [7]

И приснился мне такой сон, даже боязно стало. Хотя у нас нынче перестройка и гласность, даже политических вон освобождают, всё равно сделалось мне как-то не по себе.

А сон был такой. Стою я в Питере, возле арки Генштаба, и вижу, как народ идет Зимний брать. Все такие серьезные, насупленные, оборванные. Кричат: «Долой бюрократов! Даешь аренду! Всех на хозрасчет, мать вашу перетак!!» И до того я перепугался, что проснулся.

Чтобы пойти в туалет, пришлось будить Утятьева, я у окошка сидел, а он со стороны прохода. Самолет глухо ревел, продираясь сквозь атмосферу, натужно пожирая керосин. Почему-то я стал думать о прогнозах Римского клуба, о том, что рано или поздно мы сожжем всю нефть и загадим всю атмосферу парниковым эффектом. Полярные шапки тогда растают, Багамы потонут, Мальдивы потонут, Голландия потонет, Прибалтика потонет и наконец утихомирится. А потомки будут материть нас за сгоревшую, разбазаренную нефть. Мы же сейчас всё равно что книгами топим печку. Вот именно, сжигаем гениальные сочетания углеводородов, уникальное сырье, которое никогда не возобновится. Но тут ничего не поделаешь, поэтому я спустил воду и вернулся в салон.

— Ну как твоя язва? — спросил Утятьев, пропуская меня на место. — Не беспокоит?

— Вроде бы нет…

— То-то.

Только тут я сообразил: моя головная боль прошла. То ли от лангетов, то ли от утятьевской самогонки, поди разберись.

Если вдуматься, даже странно, почему вмятина в моем черепе так болела. Ведь вмятина — это пустота, а пустота болеть не может. Я стал развивать свою мысль, а самолет натужно ревел, пожирая керосин, мешая думать. В известном смысле наша Вселенная состоит не из материи, а как раз из пустоты. На микроуровне — сплошные зияния, на мегауровне — тоже. Стоит собрать всю материю компактно, ужать, устранить промежутки, и вся наша Солнечная система поместится в ведре. Может, в эмалированном, а может, в жестяном, это не так уж принципиально. Вообразите — Солнце, Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер и прочие планеты, а еще метеоритный пояс, астероид Высоцкий и комета Галлея, и все в одном ведре. Очень впечатляет, если ведро не дырявое, конечно.

По трансляции объявили, что мы идем на посадку, и попросили пристегнуть ремни. Я пристегнул, а Утятьев просто так накинул ремень поперек живота.

— Просили пристегнуться, — смущаясь, напомнил я ему.

— А, один хрен, ежли гробанемся, никакой ремень не спасет…

Самолет задрожал, ныряя по воздушным ухабам, и вошел в облачный слой.

— Что это у вас в Кривограде облака такие черные? — поинтересовался я, глядя в иллюминатор.

— От промышленности, — исчерпывающе объяснил Утятьев.

— А как насчет экологического движения? Наверно, неформалы на каждом углу митингуют?..

В ответ Утятьев крепко, до боли стиснул мое запястье и наклонился к самому уху.

— Тихо ты, — прошипел он. — Думай, что говоришь. Это тебе не Москва…

Самолет приземлился.

Сел он как-то странно, подозрительно сел. Очень сильно тряхнуло при посадке, а потом он заскользил наклонно, вперед и вверх, словно взлетал, а не садился. Между тем самолет встряхивало на стыках бетонированной дорожки, и мелкой тряской отзывались включенные тормоза. В недоумении посмотрел я в иллюминатор и увидел, что самолет мчится в гору, по просторному бетонированному склону. Что впереди — не видать, обзору мешало крыло, над которым я сидел.

— Ну, славте Госссподи, — выдохнул Утятьев. — Сели.

— Что происходит? — забеспокоился я. — Это… вынужденная посадка?

— Да не… Обыкновенная нормальная посадка. Слава Богу, не нагребнулись.

— Но почему так странно, почему вверх по склону? — не отставал я.

— Уж такой аэропорт у нас в Кривограде отгрохали. Высокоэкономичный, понял-нет? Единственный в мире аэропорт на холме. Взлетают вниз по склону, разгоняются, значит, а садятся, наоборот, в гору. Экономия горючего получается.

— Не пойму, вы шутите, что ли, — заерзал я у иллюминатора, стараясь разглядеть окружающее.

— Да не, каки там шутки, — тут Утятьев перешел на шепот. — Ты, брат, вопроса не заостряй, мало ли кто тут сидит по соседству. Подумаешь, аэропорт на холме, эка невидаль. Зато народный керосин экономится, понимать надо…

Я вспомнил о прогнозах Римского клуба, пускай они и ошибочны, а нефтепродукты экономить надо. Иначе грядущие поколения нас не похвалят, ох, не похвалят. Для кого ж мы тогда так живем, если не для грядущих поколений. А они тоже будут жить для своих грядущих поколений, только вот без нефти им жить будет не на что. И может прерваться связь времен.

— Конечно, слухи разные циркулировают, — продолжил Утятьев еле слышно. — Мол, самолеты бьются чуть не каждую неделю. Но это брехня, это безответственные экстремисты болтают, вот кто. И уж, конечно, не каждую неделю, каждую неделю — эт, брат, чепуха… Веришь?

— Верю, — кивнул я.

— Зато экономия, брат, большая получается. Такая экономия на керосине, прям дух захватывает. Кирпичов, эт секретарь наш, он всё сам придумал и еще при Брежневе орден за это дело получил, понял-нет? Правда, сам-то он, секлетарь, эт по-кривичски, секлетарь, с другого аэродрома летает, с военного, просто ему дотуда с дачи ближе, вот и всё, а то летал бы с этого. Понял-нет?