Кривое зеркало реальности. Сборник рассказов - [54]

Внимательно смотря по сторонам, я осторожно подобрался к проходной и заглянул на территорию, сверяясь с данными из своего КПК — никого живого в радиусе пятидесяти метров. Добро… Убрав автомат за спину, я вошёл на территорию, с любопытством осматриваясь, и замер вдруг, как громом поражённый: двое здоровенных бандитов приставали к одному сталкеру, жалкому, занюханному, полному, очкастому созданию. Он, видимо, ничего не мог сделать, бандиты так и напирали, толкали его, били, пинали, швыряли из стороны в сторону, а он лишь мычал слабо да сопли по щекам размазывал и на кулак наматывал. Как такой в сталкеры угодил? Я поморщился: любой из нас, даже самый ничтожный, давно бы схватил нож и пару раз пырнул бы одного а потом завалил бы и второго. А что? Кожаная куртка даёт определённую защиту от колющего и режущего оружия, чуть-чуть защищает от проникающих ранений и огнестрельных, так что у парня все шансы были бы, если б он не был трусом, мягким, добрым дурнем или просто слабаком. Я презрительно поджал губы и отвернулся, в этом жестоком и безжалостном мире, где все живут по законам и подобию волчьей стаи, нет места слабакам и хлюпикам, так что пусть они его забьют, авось другие мягкотелые барашки сюда не сунутся.

Я делаю шаг в сторону, и вдруг в моей голове будто бомба взрывается, говорят одновременно тысячи и десятки тысяч голосов, спорят, кричат, перебивая друг друга, мелькают одна за другой мысли, проносятся какие-то образы и картинки, меня начинает давить этот хаос, он дезориентирует меня, и тут вдруг вмешивается Повелитель. Его приказ прост и чёток, он не подразумевает невыполнения, он не допускает двойного толкования, он краток и лаконичен. Повинуясь этому приказу, против своего желания я останавливаюсь, разворачиваюсь и подхожу к двум бандитам. Один из них оглядывается на меня, поворачивается, подымает руку с явным намерением ударить ножом (у меня защита от порезов девяносто семь процентов, о мою кожу и экзоскелет любой нож затупится, но он-то этого не знает), я перехватываю его руку, сдавливаю мёртвой хваткой, а сам от бедра стреляю из автомата. В упор. Бронебойно-кумулятивными… Как того пожелал Повелитель. Бандит валится на землю, пожираемый странным огнём. Я поворачиваюсь ко второму, разворачивая в его сторону ствол автомата, бандит поднимает руки, сдаваясь… и в этот миг на меня обрушивается тьма, и весь мир исчезает в её холодном ужасном безмолвии…

* * *

— Что такое?! Что случилось?!

— Аварийное пробуждение! Скорее! Отключайте контроллеры! Обесточить цепи! Отменить выполнение алгоритмов!

— Да в чём дело?!

— Будильник! Прошляпили этот чёртов будильник!

— Как прошляпили?! Почему?!

— По кочану! Кто часовой механизм демонтировал?! У кого от мизерного перерасхода пси-энергии и нейроквантина мигрень случилась?!

— У меня?!

— Нет! У тёти Люси из соседнего подъезда!

— Да что ты себе позволяешь?!

— Центральный нейромаяк не отключается! "Паутина" всё ещё активна!

— Потом меня уволишь… Это центральный щит?

— Да, господин!

Треск разрываемого железа, глубокий вздох как перед прыжком в воду, затем что-то оглушительно засвистело, затрещали брызнувшие золотым дождём искры, коротко сверкнула ослепительная вспышка, и крик, полный ярости и боли, слился с восторженными криками, заполонившими Таинственное Место, и затухающим гудением отключённого от питания главного нейромаяка.

— Хм… А в храбрости тебе не откажешь.

— Кхе… Кхе… Воды дай, что ли. Не стой столбом.

— И в хамстве, к сожалению, тоже… Сейчас принесу.

* * *

Физкультура… Урок, любимый многими и просто обожаемый ленивыми и хитрыми. Ведь, в самом деле, чего стоит подделать медицинскую справку или написать записку от лица родителей, что тебе противопоказаны нагрузки любого типа, чтобы иметь шикарную возможность прогулять урок. Наверное, физкультура — урок, бьющий все рекорды по количеству прогулов. С ней ничто не сравнится. Даже, пожалуй, труды, которые тоже прогуливают все, кому не лень.

Илия не любил физкультуру. Но в то же время он её не прогуливал. Не мог… Он был достаточно умён, чтобы подделать любую справку, любую записку, благо подпись мамы давно научился копировать, однако внутренний закон запрещал делать это, а ещё дядя Адам говорил, что не слушаться его — грешно. Поэтому мальчик шёл на неё, пересиливая себя, зная, что будут издевательски хохотать одноклассники, видя его живот в раздевалке, что будут презрительно улыбаться одноклассницы, видя его пухлый зад и полные ноги, и круглые очки, предчувствуя, что после разогрева гимнастикой, во время игры в волейбол его либо поставят в самый дальний угол, чтобы не мешал рисоваться и красоваться двухметровым громилам, при виде которых в майке и шортах девочки начинали шептаться, краснея и глупо хихикая, либо совсем не станут брать ни в одну команду и даже не оставят на подхвате. Ещё, заходя в спортзал, Илия знал, что обязательно хотя бы раз за игру ему попадут мячиком по лицу, и заранее готовился к этому, пряча очки. А ещё он очень надеялся, что по окончании урока, придя в раздевалку, он обнаружит свои вещи всё также сложенными аккуратно на скамейке, а не разбросанными по полу с отпечатками кроссовок всех одноклассников, не развешанными на высоких балках, до которых невысокий мальчик не мог дотянуться, не связанными в узел, не оплёванными и не обмоченными, как это уже было как-то раз. Илия всякий раз не мог понять, зачем они это делают? Его доброе сердце, открытая душа и пытливый, привыкший отыскивать корень проблем разум не понимали этого. Зачем? Зачем портить вещи? Зачем обижать человека, который слабее тебя? Какой в этом толк? Попробуй обидеть сильного или хотя бы равного, если так уж хочется. Чтобы самоутвердиться? Но самоутвердиться можно и другими способами. Вдобавок перед кем? Перед только начавшими расцветать плоскогрудыми малолетками, которые, опробовав первые поцелуи, копят в себе храбрость для перехода к следующему этапу интима? "Не понимаю, — качал Илия головой, повторяя эти слова про себя по дороге в школу. — Не понимаю…".