Критский бык - [109]

Дальше следовала Нина. Её, беднягу, я вынула из ванны и объявила, что Павел Петрович желает видеть нас обеих к полудню следующего дня. Нина захотела было подробностей, но ей стало холодно в одном полотенце, чем я бессовестно воспользовалась, лишь напомнила, что нотариальные бумаги лучше захватить с собой, и желательно не опаздывать в особняк господина Криворучки. Мол, произошел поворот событий, завтра мы все узнаем. Нина подтвердила, что дорога в особняк ей известна. Затем она хотела напомнить, что время не ждёт, но я заявила, что меня тоже ждёт ванна, до завтра. Два.

Потом я отложила телефон и занялась просушкой товара, тщательно следя, чтобы не возникла утруска. Дело оказалось муторным, пришлось воздвигнуть сложное сооружение из гладильной доски, чистого полотенца и нескольких листов девственно белой бумаги размером А4. Самодельный старательский лоток я водрузла на ванну сверху и несколько раз подергала, проверяя на прочность.

После выбирала камешки один за другим и выкладывала на бумагу, получалось что-то вроде нескромной мозаики. Камешки рознились по форме, некоторые были, как груши, некоторые заострялись ромбиками, попадались экземпляры в виде маленьких веретён, и все они сверкали по-разному. Чего мне не хватало, так это описи, не с чем было сверяться. К сожалению должна признать, что счесть камни не удалось, именно в этой части извилин произошел ступор.

Геммы я промыла под краном и отложила отдельно, затем оставила дверь ваннной комнаты открытой для вентиляции и надзора и пошла делать самый сложный звонок.

Застрелите меня двадцать четыре раза, если я знала, что хочу сказать Отче Валентину, но не покидала уверенность, что на бал его надо пригласить, мой бедный друг заслужил.

4

К телефону у Вальки подошла старушка-теща и объявила, что Валя с Мариной купают дочку. У Алечки такие густые кудри, сообщила она, что кроме папаши,

никто не справляется, нельзя ли перезвонить позже. Умиление накатило волной,

каков Отче Валя в роли отца, а я его отрываю от святого дела ради своих занятий, сомнительных и грязных. Однако я не поддалась и сказала старушке строго, что я прошу Валентина Михийловича по делу, пускай доложит, что Екатерина Дмитриевна хочет с ним говорить немедленно.

Валька явился в трубке через минуту и произнес фразу, вновь меня смутившую. Много чего опять накатило.

– Откуда ты, прелестное дитя? – сказал Валентин домашним голосом.

Мне даже захотелось позвать его в гости, попросить вымыть голову и мне, заодно полюбоваться находками.

– «Онегин, помните тот час, когда в саду в аллее нас судьба свела, и как смиренно урок ваш выслушала я, сегодня – очередь моя», – пушкинские строки полились непроизвольно вместо приглашения, именно эту главу я учила наизусть в восьмом классе, вот и пригодилось.

– «В тот год осенняя погода стояла долго на дворе, зимы ждала, ждала природа – снег выпал только в январе», – Валька не полез за словом в книгу, дал отповедь по всей форме, потом добавил. – Но лучше поздно, чем никогда.

– «Тогда не правда ли, в пустыне, вдали от суетной молвы я вам не нравилась…» – я продолжала цитировать, не очень понимая, когда и как остановиться. Но объясняться с помощью Александра Сергеевича оказалось легче, чем приступить к сомнительному бизнесу.

– «Что ж ныне меня преследуете вы?» – мигом перехватил инициативу начитанный друг Валя. – «Зачем у вас я на примете?»

– Ну, «потому что в высшем свете теперь явиться мы должны», – наконец я дошла до дела, чуть поменяв местоимения.

– И на кой чёрт ему нужны? – спросил Валька озабоченно, делая шаг от "Онегина" в сторону, но придерживая стилистику.

– «Гости съезжались на дачу», – пришлось обойтись прозой, потом отставить А.С.Пушкина. – Нас желают видеть завтра в 12.00 пополудни в особняке. Причем настоятельно.

– А почему тебя избрали вестником, позволь спросить? – подозрительно быстро догадался бывший друг Валя.

– Если имеются сомнения, то кто мешает воспользоваться телефоном, час не поздний, высший свет дома, – сказала я, но как жалела, что ни одной подходящей цитаты не нашлось. Нет, нашлась, не совсем подходящая, зато из «Евгения Онегина». – «Встает заря во мгле холодной, на нивах шум работ умолк, с своей волчицею голодной выходит на дорогу волк…»

– Бог с тобой, дитя, – Валька забыл, что мы в смертельной ссоре. – Зачем ты вещаешь ужасы, я ведь не засну, их расшифровывая. Кто из нас голодный волк, позволь узнать? Или ты имеешь в виду нечто мистическое?

– Да нет, волки влезли непроизвольно, – я поспешила оправдаться. – Я имела в виду полевые работы. «Только несжата полоска одна, грустные думы наводит она…»

– Нет, будь так добра, Некрасова включать не надо, я его не люблю, так что не смогу соответствовать, – строго предупредил старший компаньон.

– А как насчет «до гроба рабу покоряться»? – спросила я, несмотря на запрет. – Слушаю и повинуюсь. Не забудь завтра шнурки погладить.

– Бог с тобой, неуместно язвительное дитя, сама ведь не знаешь, над чем смеёшься, – напутствовал меня Валентин.

После освежающего обмена цитатами я проверила усушку кристаллов и занялась тем, что хотел, но не успел сделать покойный Костя Рыбалов – стала наполнять драгоценными камнями хрустальные флаконы, сожалея о том, что соли и гель я израсходовала напрасно и залить клад парфюмерным соусом не получится. С другой стороны, сквозь таможню я ходить не собиралась, так что соус вроде был и не к чему. Прямо скажем, идейка Косте явилась недурная, но отменно дурного вкуса и дилетантская, лучше бы он проглотил камешки или зашил в подкладку чемодана. Думаю, что с Ниной Уланской он не советовался.