Критская Телица - [98]

Рефий встал на колени посреди ложа и пробежал пальцами по нежным губам, которыми Сильвия не умела разговаривать.

Красавица вздрогнула. И вовсе не от стыда или страха. Прикосновения Рефия посылали по ее ляжкам, животу и грудям истомные токи, жаркие, будоражащие волны.

Отнюдь не так хотела уступить Сильвия отказавшемуся от нее негодяю. Она хотела оставаться вялой, безразличной, сделать неизбежную победу наседающих самцов пресной и безрадостной...

— Ух ты! — осклабился Рефий, убирая и подымая плясавшую меж ног Сильвии руку. — Вы только полюбуйтесь!

Пальцы начальника стражи были влажны. И весьма.

— А говорил, будем уроки давать, — недоуменно произнес Клейт — Она же сама не прочь!

Не выдержавший Кодо приблизился и тоже попробовал огладить нежный розовый зев.

— Брысь! — не терпящим возражений голосом велел Рефий.

Негр неохотно повиновался.

Пальцы Рефия возвратились к женскому лону. Коронный телохранитель бесцеремонно раздвинул набухавшие желанием лепестки, поиграл ими — пощипывая, оттягивая, заставляя Сильвию невольно вскрикивать в ожидании внезапной боли, — а потом быстрым движением втолкнул толстый указательный перст в жаркую глубину.

Сильвия застонала. Она участвовала во многих и разнообразных оргиях, но сама никогда еще не подвергалась натиску нескольких мужчин одновременно.

Быть может, потому, что приберегала столь острое блюдо на последующие годы, когда искушенных развратниц поджидает пресыщение.

Быть может, потому, что испытывала куда большую склонность к женщинам.

А быть может, потому, что отличалась известной брезгливостью и мысленно морщилась, представляя, какую смесь взбивают в лоне Арсинои дюжие молодчики, призванные развлечь, ублажить, приневолить.

— Финикийское вино с фессалийским да хиосским в кубке смешивать, — смеялась она в ответ на уговоры царицы попробовать потешное изнасилование, — милое дело: вкусно и приятно. А семя четырех или пяти человек в собственном влагалище взбалтывать — уволь, Сини... Лучше распоряжаться и за порядком приглядывать буду...

Но творимое сейчас отнюдь не было забавой, заранее рассчитанной и обусловленной игрой, проходящей под заботливым присмотром подруги.

Которую, с полного дозволения и одобрения бывшей любовницы, взялись бесчестить всерьез и безжалостно.

Сильвия содрогалась, представляя, как начнут сливаться воедино впрыснутые вглубь изобильные соки, воображая, как они постепенно (ведь не ограничат же себя эти скоты однократным совокуплением!) хлынут наружу, как будет чмокать и хлюпать под попеременным натиском переполненное лоно...

И все-таки испытывала неподдельное возбуждение.

Мощный палец Рефия, погрузившийся до самого основания, орудовал в ее влагалище, вертелся, изгибался, надавливал и гладил. Ходил взад и вперед медленными, равномерными движениями.

— Нет, вы только посмотрите, — осклабился Ревд. — Запусти-ка второй, а, начальник?

Рефий счел предложение уместным.

Сильвия буквально взвыла и не на шутку задергалась, когда второй — указательный — перст вонзился рядом с первым. Вместе взятые, два Рефиевых пальца превосходили объемом любой из ранее вторгавшихся в нее удов.

— А-ай! — завизжала придворная, тщетно пытаясь вырваться из воинских лап.

— Отлично, — сказал Кодо — Сначала поплачет, потом, глядишь, попляшет.

Рефий, всецело поглощенный возможностью поиздеваться над Сильвией, оставил реплику стражника без малейшего внимания. Он дергал пальцами в убыстрившемся ритме, поворачивал их при каждом новом нажиме. Сильвия почувствовала, что персты шевелятся внутри влагалища, точно усы неимоверно большого и сильного жука.

Пунцовая, всхлипывающая, она закрыла глаза и попыталась не думать о происходящем, о том, что два громадных негодяя удерживают ее на ложе, третий бесстыдно позорит, а четвертый — чернокожий — источает слюну и ждет не дождется своей очереди.

Попыталась — и не сумела.

Возбуждение было слишком пряным, новизна ощущений — чересчур острой. Собственные горячие соки Сильвии уже начинали понемногу струиться меж пышных ягодиц на смятую льняную простыню.

Женщина чуть не до крови закусила губу, стараясь, по крайней мере, не кричать от разгорающейся страсти.

Поняла, что не удержится.

Пронзительно ахнула.

И разрыдалась.

— Чего ты ждешь? — хрипло спросил Клейт. — Телочка прямо горит под руками. Поливать пора...

— Это неплохая мысль, — выдавил побагровевший Рефий.

* * *

Не окажись начальник дворцовой стражи столь исключительной скотиной, не вздумай он сообща с воинами надругаться над бывшей — и, по сути, ничего плохого ему не сделавшей — подругой, Кидонский дворец, возможно, и не запылал бы в эту достопамятную ночь.

Против лукавого лиса Рефия греческий мастер и этрусский архипират едва ли сумели бы что-либо поделать даже совместными усилиями: надуть коронного телохранителя наспех изобретенной ложью и думать было смешно.

И разминуться с этим вездесущим сторожем не удалось бы — Рефий буквально чуял, откуда ждать подвоха, точно мысли чужие читал.

Но теперь он предавался редкому, дивному и долгому развлечению, предоставив службу людям доверенным и разрешив отрывать себя от вожделенного занятия только в случае крайнего и наибезотлагательнейшего свойства... А как раз этого делать и не следовало.