Критская Телица - [136]

Которая по-прежнему пребывала взаперти, внутри сооружейной по ее собственному распоряжению деревянной телки...

Два десятка воинов, наскоро отряженных тушить огонь, благополучно миновали укрощенных Менкаурой караульных и помчались по главному коридору. Старший задержался лишь на мгновение: выругать нерадивого охранника.

— Где твоя секира, осел? — закричал он прямо в лицо невозмутимо вытянувшемуся подле двери стражу.

Тот и бровью не повел.

— Где секира?!

Стражник безмолвствовал.

— Потом побеседуем, Ликаон, — прошипел начальник и ринулся вдогонку остальным, ибо время не ждало.

Именно этот оглушительный топот и услыхал Менкаура.

Именно от этого нежданного вторжения и решил спрятаться вместе с Лаодикой. Разумнее всего казалось пропустить неведомых пришельцев мимо, затем вернуться в коридор, уводивший к восточному выходу и припустить во все лопатки.

* * *

— Лучники, на бак! — отрывисто рявкнул Эсимид.

Экипаж повиновался с быстротой, вырабатывавшейся долгими годами выучки и тяжелых походов. К тому же, люди почуяли грозную опасность и поняли: нужно либо немедленно обращаться в бегство (дело для критского моряка немыслимое вообще, а уж под началом Эсимида — и подавно), либо смело встречать загадочного и страшного неприятеля.

Зоркое око Эсимида успело приметить, что огненный вихрь обрушился на первую злосчастную пентеконтеру почти в упор. Стрела, выпущенная умелой рукою, летела втрое дальше. На шквальный обстрел и сделал Эсимид главную свою ставку.

— Слушай внимательно! Поликтор и Тевкр огибают этих мерзавцев и, наверное, уже недосягаемы для них. Мы дрейфуем и ждем. Едва лишь завидите ладью — изготовьтесь! Но без команды не стрелять! Поняли?

— Так точно, господин, — отозвался начальник лучников.

— Примотать к остриям паклю! Поджигайте перед тем, как натягивать тетивы! Наша надежда — в быстроте и меткости, Понятно?

— Да, господин!

Около сотни отборных стрелков — иных на кораблях не держали — замерли, дожидаясь, покуда из расползающегося над водами дыма не возникнет окаянная посудина, причинившая флоту неслыханный по дерзости, невиданный по способу нанесения ущерб.

* * *

Расенна, соображавший весьма проворно и всегда мысленно менявшийся местами с противником, предугадал, что боевые корабли постараются обойти его на приличном расстоянии с обоих бортов.

«Двое продолжат погоню, — подумал этруск, — а один, скорее всего, займется нами, грешными... Ну, игральные кости им в стакан!»

— Поворачиваем оверштаг[73], — распорядился Расенна. — По самой короткой дуге! Левый борт, осторожно табань; правый — загребай!

Проделать подобный маневр относительно маленькой миопароне было несравненно проще, нежели громадным пентеконтерам.

Спустя две минуты судно уже ложилось на обратный курс. Расенна, жмурясь от едкого дыма, старался различить догоравшие корабли, чтобы вовремя упредить гребцов и уклониться от столкновения.

Впрочем, полагаться можно было и на один слух: вопли обожженных и утопающих доносились весьма явственно...

Миновав оба чудовищных факела, этруск постепенно вырвался на относительно чистый, вольный воздух и велел гребцам временно взять таранный темп.

— Отдалиться надобно, — пояснил он Орозию. — Не то наши любезные вояки выскочат под самым боком, и тогда — поминай, как звали... Для боя борт о борт наша машинка не годится.

— Что это, капитан? — почтительно и опасливо полюбопытствовал Орозий.

— Изобретатель, — улыбнулся архипират, — нарек сию волшебную смесь «греческим огнем». Поскольку сам родом из Эллады... Как и почему она летит по воздуху — не спрашивай. Понятия не имею. Знаю и вижу, что летит, вот и все.

— Да, сегодня Харону работенки задали, — осклабился Орозий.

— И, наверно, еще зададим, — с весьма и весьма заметным неудовольствием произнес этруск — Если я хоть немного знаю критян, корму они покажут лишь Бриарею Сторукому[74] — и то не сразу. А, говоря по чести да по совести, мне как-то не по душе разом отправить в Аид больше достойных моряков, чем отправил за всю прошлую жизнь...

— Верно, командир, — согласился Орозий. — Будем надеяться, они поотстанут.

— Надейся, надейся... — процедил Расенна, вновь наклоняясь над огнеметом.

Корабль Поликтора, ушедший влево, замаячил в темной пелене пугающим призраком, вырос, обрел очертания, вырвался вон из едкой мглы. Подчиненные Эсимида знали свое дело не хуже, чем прославленный их начальник. На носу пентеконтеры уже построились готовые к бою стрелки. Только про горящую паклю Поликтор не подумал.

Ибо не ожидал узреть прямо перед собою, в открытом море, окаянную скорлупку, подвигавшуюся встречным курсом и стремившуюся, казалось, к побережью. Лучников расположили по местам лишь потому, что этого требовали боевые уставы.

Расенна тот же час понял: требуется новый разворот — и опять оверштаг.

Утомленные гребцы потихоньку заворчали, однако повиновались беспрекословно — жизнь и спасение зависели только от собственных проворства и выносливости.

Обратившись бортом к надвигающейся громаде, Расенна принялся наводить огнемет. Но критяне были сообразительны, и жестокий урок усвоили отнюдь не плохо.

— Бей! — выкрикнул Поликтор.

Град оперенных снарядов посыпался на миопарону с расстояния в триста локтей. Причинить особого вреда почти на излете стрелы не могли: заслоны из гиппопотамовой кожи служили надежным укрытием. Все же двое-трое гребцов получили ранения, а особо меткий (или просто удачливый) лучник ухитрился всадить тонкое древко прямо в мачту, рядом с головой Расенны.