Критика демократии - [102]

IV

Вот при каких обстоятельствах Император Александр II счел нужным сделать русскому обществу указания на необходимость противодействовать злу. 20 ноября 1878 года он обратился в Москве к представителям сословий со следующими словами.

“Я надеюсь на ваше содействие, — сказал Государь, — чтоб остановить заблуждающуюся молодежь на том пагубном пути, на который люди неблагонамеренные стараются ее завлечь. Да поможет Нам в этом Бог, и да дарует Он Нам утешение видеть дорогое наше отечество постепенно развивающееся мирным и законным путем. Только этим путем может быть обеспечено будущее могущество России, столь же дорогое вам, как и Мне”.

К содействию же общества призывало еще раньше и правительственное сообщение в № 168 “Правительственного вестника” 1878 года.

Без сомнения, Государь Император, говоря о содействии общества, разумел содействие чисто нравственное. Но нельзя не сознаться, что в такие минуты в самодержавной монархии скорее само общество ждет нравственного ободрения со стороны власти. Когда власть, имеющая всю безграничность полномочий, ищет содействия общества, люди неблагонамеренные легко могут истолковать это в самом превратном смысле. Так и случилось. Обращение правительства к содействию общества послужило “либеральному комитету” поводом к конституционной агитации. Появление же ее, в свою очередь, еще более утвердило правительство в ошибочной системе борьбы, им усвоенной. В этом отношении на организаторах конституционной агитации лежит очень серьезная нравственная ответственность за пережитое Россией смутное время.

* В кн.: Мнения земских собраний о современном положении России. Берлин, 1883.

В черниговском земстве (где действовал г-н Петрункевич) земской комиссией был проектирован ответный адрес такого содержания*:

“В № 186 "Правительственного вестника" за 1878 год напечатано правительственное сообщение, приглашающее всех граждан и все сословия России помочь правительству в деле борьбы против возмутительных злодеяний, имевших место в недавнее время. Правительство признает, что только помощь русского народа даст ему силу, способную уничтожить зло. Такой призыв не может не найти ответа среди земства Черниговской губернии”.

Далее доклад распространяется о “глубоких верноподданнических чувствах к Государю” и читает правительству нотации, блещущие всею глубиной первокурсного либерализма. “Думать, что идеи, а в том числе и анархизм, можно остановить мерами строгости, --поучают Петрункевич с К°, — значит игнорировать историю развития и распространения идей. Положение русского общества, по нашему глубокому убеждению, представляет в настоящую минуту все условия для процветания идей, противных государственному строю”. Эти условия, порождающие анархические идеи, состоят якобы главным образом в трех пунктах:

1. организация средних и высших учебных заведений;

2. отсутствие свободы слова и печати;

3. отсутствие среди русского общества чувства законности.

Раскритиковав эти условия, создаваемые самим правительством, доклад заключает: “Не имея гарантии в законе, не имея собственного мнения, лишенное свободы критики возникающих среди его идей, русское общество представляет разобщенную инертную массу, способную поглощать все, но неспособную к борьбе. Земство Черниговской губернии с невыразимым огорчением констатирует свое полное бессилие принять какие-либо практические меры в борьбе со злом и считает своим гражданским долгом довести об этом до сведения правительства”.

Другими словами, это был отказ в помощи с указанием на некоторые условия, при принятии которых правительством земство только и согласится ему помочь.

Тверское заявление*, появившееся в 1879 году, еще более ясно. Упомянув о словах Государя Императора, господа либеральные гласные продолжают: “Новое преступление в Харькове, убийство князя Кропоткина [5], обязывает земство Тверской губернии восстать, согласно призыву Монарха, на борьбу с постоянно возрастающим злом”. Затем, излагая, понятно, те же самые жалобы, что и черниговские наследники “либерального комитета”, тверитяне заключают: “Государь Император в своих заботах о благе освобожденного от турецкого ига болгарского народа признал необходимым даровать ему истинное самоуправление, неприкосновенность прав личности, независимость суда, свободу печати. Земство Тверской губернии смеет надеяться, что русский народ, с такою полною готовностью, с такою беззаветною любовию к своему Царю-Освободителю несший все тяжести войны, воспользуется теми же благами, которые одни могут дать ему возможность выйти, по слову Государеву, на путь постепенного, мирного и законного развития”.

* Там же. (“Правительственный вестник”. — Ред.)

Здесь, стало быть, уже прямо заявляется, что к борьбе с терроризмом общество приступит, лишь когда получит конституцию.

У меня не сохранилось выписок из харьковской петиции. По свидетельству Кеннана, “первая поданная петиция принадлежала харьковскому земству, которое, сумев ранее других прийти к соглашению, стало поэтому во главе. Хотя адрес этот, — говорит Кеннан, — и не представлял желательной ясности в формулировке, он тем не менее произвел сильное впечатление”. Не мудрено, разумеется. Когда на призыв правительства по поводу системы убийств люди общества отвечают выторговыванием себе конституции, не мудрено было прийти в изумление и спросить себя: что же это, однако, делается в России? У нас тогда еще плохо знали, как легко горсть политиканов способна фальсифицировать якобы “общественное” мнение целой страны.