Критическая точка - [4]

Шрифт
Интервал

— Смотри, что я нашел, — продолжал, тот же веселый голос.

«Это он наверно, так распылителю, обрадовался», — подумал Зорин.

Другой с хрипотцой:

— Переверните эту падаль.

Две пары сильных рук перевернули и стащили Ника с женского тела. Он хоть и был парализован, но зрения не потерял. И теперь лежал, упираясь взглядом в темнеющее небо.

Тот веселый присвистнул:

— Смотри, да это ж Мэг!

— Живая?

Веселый парень произнес с нескрываемым удовольствием:

— Кажись, нет! Дохлая! Похоже, шею свернула.

Слова эти были сказаны, так запросто, что у Ника пробежали мурашки по спине.

«Это я, что, лежал на покойнице?!!!»

— А этот?

— Живой, только парализованный. Мег его успела приложить.

Над Ником склонился седой мужчина со странными глазами. Холодными. Тонкие губы скривились в ухмылке. Волевой подбородок. Крупная родинка на левой щеке, волосатая. Что-то было неприятное в этом человеке. Не внешность, другое… Он потянулся длинными сухими пальцами к шее Ника.

«Свернет, как цыпленку», — подумал парень и отрубился.

— Я его отключил, — сказал седой, — грузите в кузов. На базе будем разбираться: кто он такой и что здесь произошло.

— А, Мег, что тоже грузить?

Седой встал с корточек, погладил на груди спектрал:

— Нет, на что нам дохлая девка. Только стяните с нее комбез, да подберите рассеиватель. Нечего добру пропадать.

Глава 2

…Высокий небосвод, светлый купол с барашками легких облаков. Ветер подгонял пушистые стада. Он же поглаживал шелестящие травой земляные крыши низких хат. Село стояло на высоком нагорье. Открытое всем ветрам. Высоко в горах, огромный пятак, среди кольца небольших холмов. Климат здесь был суров, почва камениста, но местные любили свой маленький мирок.

Узкой змейкой ползла одноколейная грунтовая дорога, петляя среди ухоженных полей со всех сторон окружавших селение. Плутала среди выбеленных хат, цветущих палисадов и упиралась в полуразрушенный монастырь.

— Дедо, тебе помочь? — спросил носатый лавочник у старика, взваливавшего на плечо мешок с покупками.

Сегодня дед Серго купил столько, что помочь дотащить покупки, было не грех.

— Нет, дорогой, — дед махнул рукой, — Сам справлюсь.

Так и побрел от единственной лавки в селе. Со стороны было непонятно, он тащит мешок или мешок его.

А топать было далеко. Крохотная хатка стояла на другом конце села.

Шаркая и прискребывая.

Дед то и дело отирал пот рукавом. Солнце стояло в зените. Припекало…

…А дома колодезная вода. Холодная. В любую жарынь — ледяная. От глотка ломило зубы. Чистая, вкусная…

Сзади, нагоняя деда, затарахтел стрекон. Допотопный кузов блестел новой краской. Аппарат любили, берегли. Он проехал пару метров и остановился около старика. В круглое окошко высунулся молодой вихрастый парень:

— Подвезти, дед?

— Ну, давай, — согласился Серго.

… Очень жарко… По такой погоде упрямиться, самому до дома тащиться, только угробляться. А Серго на тот свет не собирался. Ему и на этом было неплохо.

Парень вылез, помог закинуть мешок в кузов и залезть в кабину деду. Тот поерзал, примащиваясь и подбирая полы длинного плаща, чтоб не мешались.

— Кепку сними, а то совсем взопреешь, — посоветовал водитель.

Тот сначала отмахнулся, а потом стянул головной убор. Под ним обнаружилась не лысина, а вполне густая, хоть и седая шевелюра.

Стрекон заурчал и тронулся с места.

— Ну, дед, и мешок у тебя! — удивился паренек, — Это чего ты ж набрал, старый?

Молодые пальцы быстро поменяли программу, что бы по пути проехать мимо Серговой хаты.

— Так… Э…

Дед Серго славился молчаливостью и односложными ответами, поэтому белобрысый, замурлыкал любимую песенку.

По местным расстояниям стрекон был как раз самое-то… Через несколько тактов аппарат уже тормозил у нужной хаты. Паренек помог выгрузить мешок и дотащить его до порога.

— Ну, бывай дед. Если помощь нужна, ты обращайся.

Все знали — старик живет один. Нет у него ни родных, ни близких, кроме внучки. Да и та посещала его не часто.

— Спасибо, — ответил Серго, мучительно пытаясь вспомнить, как зовут белобрысого, — папаше с мамашей поклон передавай.

— Передам, передам, — крикнул парень, уже трогая стрекон с места.

Дед еще постоял немного, проводив аппарат взглядом. Потом пнул ногой бревенчатую дверь и шагнул в дом, низко поклонившись нависшей притолоке. В мешке что-то грякнуло, когда он перетащил его через высокий порог.

— Боевая готовность ноль, объект дома, — громкий голос наполнил маленькую хатку, прозвенев по комнаткам.

— Плащ, — скомандовал, переставшим старчески дребезжать голосом, дед, — вещи разобрать, активировать рабочий режим.

Серая дымка на мгновение окутала человека, а затем и мешок. Крупной рябью пошла обстановка в доме, резко меняя конфигурацию. Пространство раздвинулось и опустело. Лавки, печь, стол, железная койка и даже спящая на окне кошка растворились. Поставец замелькал яркими кнопками.

Один такт, туман развеялся. Старческая фигура обрела четкость, сутулая спина выпрямилась, а мутный взгляд светлых глаз обрел ясность. Руки больше не дрожали. Лишь глубокие морщины, говорили о солидном возрасте. Плаща на нем не осталось, лишь серая куртка и длинные форменные брюки. Ботинки превратились в удобные домашние туфли. Серго рухнул, и мгновенно материализовавшееся кресло приняло его костлявый зад.


Рекомендуем почитать
Время мечтать [повесть и рассказы]

Герои всех произведений сборника — обычные люди, которым весьма не повезло оказаться в необычных ситуациях. Каждый ищет свой выход: кто-то с честью, кто-то с пользой, кто-то — как получится… Ну, а что считать победой и какую цену можно за неё заплатить — каждый определяет сам.


Берлинская лазурь

Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Осколки господина О

Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Красный бык

Абстрактно-сюрреалистическая поэзия. Поиск и отражение образов. Голые эмоции. Содержит нецензурную брань.