Критическая Масса, 2006, № 4 - [10]

1 Подробнее о Сергее Хренове и редактировавшемся им в 1984—1989 годах журнале «Предлог» см.: Самиздат Ленинграда. 1950-е — 1980-е. Литературная энциклопедия. М.: Новое литературное обозрение, 2003. Дабы отдать должное и хотя бы отчасти восстановить подлинную картину литературных связей, упомяну, что из-под руки Сергея Хренова выходили прогремевшие по-русски значительно позднее — и совсем под другими обложками — Стоппард, Берджес, Бротиган, а в его «Предлоге» и многочисленных приложениях к нему — Арабаль, Дюрас, Руссель, Г. Стайн, Беккет, Жене, Бланшо, Деррида.

2 Кондратьев В. Памяти Сергея Хренова (1956—1995) // Звезда Востока. 1995. № 9/10.

3 Пол Боулз. Под покровом небес. СПб.: Симпозиум, 2001.

4 Боулзу принадлежат еще два романа — «Дом паука» (The Spider’s House, 1955; русский перевод Владимира Симонова вышел в 2006 году) и «Высоко над миром» (Up Above the World, 1966); кроме того, он автор собрания стихов Next to Nothing (1926—1977; 1981), документальной прозы, автобиографии Without Stopping (1972), множества переводов и одиннадцати сборников рассказов.

5 Christopher Sawyer-Lauзanno. An Invisible Spectator. A Biography of Paul Bowles. New York: Grove Press, 1989. P. 246—247. Все биографические сведения приводятся по этому изданию.

6 Боулз-композитор — это отдельная тема. Стоит все же упомянуть, что он автор трех опер, четырех балетов, множества концертов для фортепьяно с оркестром, музыки к кинофильмам и театральным постановкам, в том числе к «Стеклянному зверинцу» Теннеcси Уильямса (1944) и «Эдипу-царю» (1966). Боулз продолжал сочинять музыку вплоть до восьмидесятых годов, но пик его активности в этой области приходится на тридцатые—сороковые.

7 Он до конца, вплоть до девяностых годов, отказывался установить у себя в танжерской квартире телефон и общался только по переписке. Его автобиография «Не останавливаясь» умалчивает о столь многом, что это дало Берроузу повод иронически переиначить название книги на «Не пробалтываясь» (Without Telling). Биографу Боулза стоило немалых трудов склонить писателя к сотрудничеству; первая реакция Боулза была: «Надеюсь, никакая биография не появится при моей жизни». Не афишировал он, в отличие от большинства современников и коллег, и свой гомосексуализм.

Разговоры с Полом Боулзом Саймона Бисхоффа

Танжер, 1989—1991

Боулз Я не знаю ни одного телефонного номера, потому что у меня нет телефона. Никогда его не устанавливал. Да я и ненавижу говорить по телефону.

Бисхофф Но ведь одно время у вас тут был телефон?

Боулз Да.

Бисхофф И что?

Боулз Я его снял со стены. Он не работал: молчал пятнадцать месяцев. Его чинили, потом рабочие уходили, а он все равно не работал. В конце концов признали, что починить его невозможно. Оказалось, что кабель где-то на улице перерезан. Здесь ни у кого нет телефона. В доме никто не живет. Моя квартира иногда была единственной, в которой кто-то жил; все остальные пустовали. Не удавалось сдать. Марокканцев они не пускали, только европейцев. Но обычно европейцы не хотят жить в таких маленьких квартирах: им нужно больше места. Так что ничего не удавалось сдать. Теперь тут кругом марокканцы. После независимости сменился владелец, и им пришлось впустить марокканцев. После независимости тут стало много демократии. Марокканцев начали пускать в рестораны. Прежде они могли только ходить в марокканские заведения, а всеми большими ресторанами владели европейцы, французы. Я пытался провести Ахмеда Якуби2 в один из ресторанов. Несколько раз его пускали. Потом вышел человек и сказал: «Il ne peut plus entrer ici, Monsieur!»3 Я спросил: «Это почему же?» И тут его жена сказала: «Il nous est hostile!»4 В отели им тоже не разрешалось входить. Если им нужно было войти в «Минзах»5 , их останавливали. Ну, в бары их так и так не пускали. Они могли только ходить в свои кафе, в медине. Это была колония. Марокканцы были подчиненные люди, второго сорта.

Бисхофф Как вы могли жить в стране, где проводилась такая политика и существовал расизм?

Боулз А что я мог поделать?

Бисхофф Могли бы уехать.

Боулз Уехать? Нет, но я писал об этом. Я признавал, что это несправедливо. Но зачем мне было уезжать? Меня они тоже не любили. Американский посланник говорил мне, что всякий раз, когда я ездил на юг Марокко, ему звонили французы: «Monsieur Bowles est ici, можно нам его арестовать?» А он говорил: «Нет, нет» и все в таком духе. Я все время был на грани ареста. Потому что я общался с марокканцами, это было запрещено.

В Тунисе мне было еще хуже! В каждом городе меня хватали, тащили в участок, и мне приходилось показывать документы, объяснять, чем я занимаюсь. Они думали, что я немец, не знаю почему. Это было в 1933 году.

***

Боулз Хиппи для меня ничего не значили. Я всегда считал это буржуазным движением — молодые люди, которые хотят выбраться из буржуазной среды. Они не были пролетариями, многие из них бросали учебу и не хотели больше заниматься.

Бисхофф А идеологически вы им сочувствовали?

Боулз Не было у них никакой идеологии. Нет, некоторые были мне симпатичны, другие не нравились. Как любые люди.

Бисхофф Но как антибуржуазное движение?