Критерий страха - [25]

– Вот что здесь странно – эти зомби ведет себя не типично, – прокомментировал кадры Андрей. – Зомби, вообще, не самые опасные твари. Они не организованы, они мало мотивированны. А эти – прямо как боевая группа. И так настойчиво!

– Звук включи, – попросил штурман.

– Ага, есть.

Из динамика вырвались вопли. Зомби ревели непрерывно, словно только одними звуками они хотели разрушить станцию.

– Выключи, и так тошно, – попросил Протасавицкий.

В тишине смотреть на эти кадры было легче.

– Ага, вот один падает! Это ты со своей пушкой. – Штурман хлопнул ладонью по колену. – Так их!

– Неплохо стреляешь, – похвалил командир.

– Наследственное. Только последнего пришлось завалить примитивным образом.

Как раз на экране промелькнули кадры, где Андрей вгоняет разряженный пистолет в голову последнего зомби.

– Так, теперь ты забираешь нашу бедную Катю, уходишь, – под нос себе комментировал ролик командир. – Вот они всё ещё валяются, валяются и…

Одномоментно, за время, которое невозможно было оценить визуально, всё кровавое месиво из тел исчезло. Только удалось заметить, как по полу покатились расплющенные пули.

– Вот оно было́ – и нету, – пропел фразу из старинной песни штурман.

– Кто оно? – не понял командир.

– Зомби. Зомби же – оно? – спросил Виктор.

– Не тупи. – Протасавицкому было не до шуток.

– Какая разница, – махнул рукой Андрей. – Просто мы видим, что это остается материальным до определенного момента, потом аннигилирует. Хотя аннигиляция подразумевает выделение энергии. О! – У Малахова загорелись глаза. – А проверим датчики температуры! У нас же они стоят на каждом метре.

Опять стук по клавишам, и новые данные на экране.

– Хорошо. Сравниваем время исчезновения этих тварей и температуру. Вот – повышение температуры на четыре градуса. Немного, но есть. – Андрей пальцем показал точку на графике контроля температуры. – Можно сказать, что эти твари малоэнергетичны.

– Что это значит? – спросил штурман.

– Это значит, что они легко распадаются. Я так думаю: не приди Андрей на помощь Кате, они бы сами распались через такое же время. – Командир все понял без пояснений Малахова.

– А если, когда они аннигилируют, повышается температура, то… – Малахов поднял вверх указательный палец.

– То когда они появляются, температура должна падать! – продолжил штурман.

– И значит, мы можем построить простую систему контроля над появлением этих тварей? – спросил командир.

– Ну, как первый шаг – конечно, – произнес Андрей, уже полностью увлеченный перепрограммированием датчиков температуры. – И по скачку температуры мы можем определить даже, сколько тварей тут появится…

– А не проще просто следить камерами? – Переверзеву не нравился такой метод.

– Можно, но программу проще написать, чем сидеть и пялиться во все камеры сразу.

– Ясно, – буркнул Тимофеич. – Блин… Мы исследованиями будем заниматься или сидеть выискивать этих тварей? Сидеть – бояться?

– Мы будем выживать, – недовольно прошипел Протасавицкий. – А все остальное время – работать! Бортинженер, доложить по ситуации с лидаром.

– Да, Константин Петрович. – Малахов не обратил внимания на тон командира и продолжил как ни в чем не бывало: – Ситуация следующая. Исходно, так как считается, вернее, считалось, что нас будет окружать изотропное пространство, и в первую очередь дисперсные элементы будут тоже изотропны, то программа работы лидара была простой, а именно…

– Повтори по-человечески, – прервал его командир. – У меня мозги плавятся, когда ты начинаешь излагать. Ещё скажи, что вы что-нибудь «постулировали».

– Ну, таки да, постули… извините, Константин Петрович, – запнулся Малахов. – Всё на самом деле просто. Объемы и расстояния в космосе настолько велики по сравнению с нашей станцией, что считалось, что такие простенькие исследования, как измерения состава космической пыли вокруг нас, совершенно не зависят от того, в какой точке около станции мы будем их делать. Это как мухе в пылевой буре все равно куда смотреть – вокруг одна и та же пыль.

– При чем тут муха? – не удержался Тимофеич.

– Ни при чем, – спокойно отреагировал Малахов. – Просто мне нравится такой образ. Короче, согласно различным теориям и опыту считалось, что нас будет окружать некая совершенно однородная среда, крайне разреженная, но исследования её могут дать какую-то информацию о генезисе Вселенной в этой ее части.

– Кто на ком стоял, – буркнул штурман.

– Так вот! – повысил голос Малахов. – Выявилось нечто неожиданное. В каждой точке пространства вокруг станции космическая пыль разная и ее концентрация превышает предсказанную в десятки раз. Посему…

– Ой, а «доколе» скажешь? – Штурман поморщился, слушая риторику Андрея.

– Заткнись! – оборвал его командир.

– Так вот, доколе мы не поймем, почему нас окружает такая аномалия, мы не вправе бросить исследования. Мне пришлось перепрограммировать лидар так, чтобы мы могли каждое измерение связывать с конкретной точкой пространства. Теперь мы будем иметь спектры, разложенные по полочкам – этот отсюда, этот оттуда.

– И как это нам поможет? – не унимался штурман.

– Нам – никак. Но мы работаем и собираем данные для ЦУПа. Пусть они решают, важно это или нет, – все так же хладнокровно продолжил Андрей. – Учтите, у нас еще есть датчики и в гамма-диапазоне, и в рентгеновском, и в видимом. Просто картинки снимать и собирать. Что они в себе будут содержать – мы не в силах понять. Это пусть на Земле думают.