Кристина - [97]
— Не будь большей дурой, чем ты есть, — сказал он все с тем же сосредоточенным и задумчивым видом.
— Мне не хотелось бы, — сказала я, — лишать тебя сына. Ты сможешь навещать его.
Странно, каким нереальным все это казалось даже мне. И все-таки я знала, что это так, что пришел конец притворству и нелепой надежде, что я выдержу эту скучную, безрадостную жизнь.
— Зачем мне разводиться с тобой? — спросил Нэд небрежным, почти веселым голосом. — Разве ты мне изменила? С кем? Ведь не с Дики же? За это я готов поручиться.
Я сказала, что мы должны говорить об этом серьезно. Он обязан понять, что я не шучу.
— Ты тоже не можешь требовать развода, — продолжал Нэд, — потому что я не давал тебе повода и не собираюсь давать. Не можешь же ты требовать от меня, чтобы я сам себя оклеветал. Я человек честный. — Он умолк. — Так что видишь, с разводом ничего не выйдет.
— Я говорю серьезно, — сказала я. — Я не могу больше жить с тобой. Тебе тоже будет лучше без меня.
Он схватил меня за руку.
— Вот и этом ты ошибаешься. Мне не будет лучше. — Он посмотрел на меня. В глазах его были злость и страдание. Он часто моргал, словно ему больно было смотреть, — Перестань, — сказал он, — не надо ломать комедию.
Глава III
Поначалу план созревал где-то в темных тайниках моего сознания, — лишь позднее я по-настоящему поняла, почему нашла для Эмили другую квартиру, по меньшей мере на расстоянии мили от моего дома, и помогла ей поскорее переехать. Потом мои планы стали более смелыми и определенными. Однако я продолжала убеждать себя, что мои первые пробные поиски работы объясняются прежде всего тем, что мне необходима перемена в моей монотонной и нелегкой жизни с Нэдом. За Марком будет кому присмотреть днем, а если я устроюсь на работу, я даже смогу нанять постоянную няню. Нэд позлится немного, но я не думаю, чтобы он серьезно запретил мне работать. Сейчас он готов сделать для меня все, кроме, правда, одного, в чем я больше всего нуждаюсь. Ласки его были лихорадочно-исступленными, словно он уходил на войну и дорожил каждой минутой, проведенной вместе. Он водил меня всюду и раза два даже покупал цветы.
Мои первые попытки найти работу были действительно пробными: знакомство с колонкой объявлений в газете, письмо в ответ на одно из объявлений, где требовался гораздо более опытный работник, чем я, — я не ждала, да и не хотела, чтобы мне на него ответили. Еще рано было что-то решать.
Кажется, Нэд рассказал на Меддокс-стрит о нашей размолвке, ибо я больше не видела его родителей. Наступил июль, и, оглядываясь назад, я удивляюсь, какой спокойной и почти веселой я была. Несомненно, это было спокойствие решимости, ибо я уже приняла решение. Внешне как будто ничего не изменилось, но подспудно во мне шла упорная и неутомимая работа.
Я позвонила Каролине. Готова ли она снова видеть друзей? Как она живет? Я соскучилась по ней.
— Детка, я обязательно скоро появлюсь, — ответила она, — обязательно. Я заставлю себя сделать это. Но пока мне это плохо удается. Как Нэд?
Я коротко поведала ей о крахе моего замужества. Она, казалось, не была удивлена.
— Что же будет дальше?
— Не знаю, — ответила я. — Что-нибудь да будет.
— Ты совсем не любишь его, бедняжку, ни чуточки? — спросила она, словно пародируя свой прежний легкомысленный тон.
— Нет, — сказала я, и мне вдруг стало жалко и себя, и Нэда. — Как это ужасно — разлюбить, — добавила я.
— О, это все ерунда, — сказала Каролина. — Я уже говорила тебе, что я отношусь к тем, кто за… ты знаешь, о чем я говорю. Но я не романтик. Не то что ты. Просто я не могу взять себя в руки.
Ей хотелось сказать мне, что она одинока и что ей трудно примириться с этим. Она спросила, видела ли я утреннюю газету: Айрис в Буэнос-Айресе родила своего первенца.
— Ручаюсь, что у него ужасно негигиеничная колыбель, — сказала Каролина, — Младенцу наверняка нечем дышать от тюлевых занавесочек и бантов. Айрис, несомненно, закажет две дюжины фотографий, типа пасхальных открыток, на которых младенец будет выглядывать из сапога, словно котенок.
Она пообещала в ближайшее время навестить меня, но когда, она сама еще не знает. Повесив трубку, я поняла, что Каролина потеряна для меня так же, как и остальные мои друзья.
Однажды утром, отправившись в Вест-Энд за покупками — это было моим еженедельным развлечением, утешением и иллюзорной свободой, — я обнаружила, что совершенно бессознательно направляюсь в сторону площади Ватерлоо. Что-то подсказывало мне не думать об этом, а просто идти, куда несут ноги, — разбираться буду потом.
Я вошла в кабину лифта, чувствуя, как горит лицо и учащенно бьется сердце. Перед дверью я остановилась и прочла золотые буквы вывески, словно впервые видела их.
Было половина первого. Мистер Бэйнард в это время обедает, и в конторе будут только мистер Фосетт и мисс Розоман.
Я вдыхала знакомый запах сандалового дерева, жидкости для полировки мебели и копировальной бумаги. Он доносился до меня сквозь щели в двери и замочную скважину. Я вошла.
В конторе никого не было. Солнце привычно отражалось в граненых краях зеркала, бросало золотые квадраты на паркет и на три чистых нетронутых куска промокательной бумаги — розовый, белый и зеленый, — лежавшие на конторке. Машинка мисс Розоман была закрыта чехлом, в машинку, на которой когда-то печатала я, был заложен чистый лист бумаги. Мне пришел на память рассказ Амброуза Бирса о покинутом городе, и я собралась было повернуться и уйти, как вдруг из задней комнаты вышел мистер Бэйнард.
Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.
Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…
Эдна Фербер – известная американская писательница. Ее роман «Вот тако-о-ой» в 1925 году был удостоен премии Пулитцера. Героиня этого романа Селина де Ионг, как и персонажи романа «Три Шарлотты» («девицы трех поколений», называет их писательница), характеры очень разные и в то же время родственные: это женщины самоотверженные и сильные, способные и на безрассудные поступки, и на тяжелый труд ради любви.
Для творчества австрийского писателя Артура Шницлера (1862–1931) характерен интерес к подсознательному, ирреальному, эротическому в психике человека. Многие его произведения отмечены влиянием 3. Фрейда. Новеллы Шницлера пользовались большим успехом в начале века.
Ее лицо и сегодня молодо и прекрасно, запечатленное знаменитыми художниками XVIII века — они называли Эмму Гамильтон самой совершенной женщиной.Она представала в дарственных образах бессмертных богинь, а в жизни была безрассудна и трогательна и как всякая простая смертная жаждала любви и благородства, стремясь сохранить достоинство в жестоком и высокомерном мире.