Кристаль - [40]

Давно выработавшийся рефлекс — всегда быть первой — и на этот раз заставил ее прибыть на место раньше остальных. Стоя здесь в своей расшитой золотом парадной форме и машинально крутя в руках жезл, Виктория даже не думала о том, зачем, собственно, она сюда пришла.

Стефани чувствовала себя по-настоящему свободной только во время парадов.

В ее маленьком городке Браункирхе кожаные штаны до колен уже вызывали у многих улыбки, но баварские традиции по-прежнему сохранялись. Городок не особо жаждал перемен. В результате для большого количества берлинских и мюнхенских пенсионеров он стал излюбленным местом отдыха. Даже в самые мрачные послевоенные годы в каждое второе воскресенье месяца мажоретки проходили парадом по главной городской улице. В нынешнем году Стефани была избрана капитаном. Она вела свой полк, стуча в барабан, от старой гимназии до цветочного рынка, делая небольшую остановку возле старинной церкви из побуревшего камня. В завершение мажоретки демонстрировали «мулине» и другие трюки, после чего возвращались в гимназию уже по другой улице, более неровной и змеящейся между домами, понастроенными как придется.

Вот уже несколько месяцев Стефани чувствовала, что у нее как будто вырастают крылья. Она могла маршировать часами, даже целыми днями, неважно, на виду у публики или без нее, под фанфары или обычный магнитофон. Ей не было дела до зрителей, достаточно было, чтобы ею гордились ее близкие. С тех пор как ее выбрали для соревнований за кубок Европы, она спала и видела, как возвращается с победой и торжественно шествует по украшенным в ее честь улицам Браункирхе.

Она надела высокий кивер из синего бархата с золотым шитьем, надвинув на крутой упрямый лоб, поправила золотые эполеты на мощных квадратных плечах и посмотрела на свое отражение в оконном стекле. В вентиляционной трубе завывал ветер. Совсем как дома, где в зимние вечера иногда бывает так холодно, что приходится целый вечер сидеть перед стареньким телевизором, слушая, как ветер воет над остроконечными крышами соседних домов.

Дурацкая норвежская команда ее не слишком беспокоила. Все эти изысканные кривлянья ничего не стоят по сравнению с силой и отточенностью ее движений.

— Ты не пойдешь? Точно?

Эльза, свернувшаяся клубочком под одеялом, отрицательно покачала белокурой кудрявой головой.

— Это все глупости какие-то, — пробормотала она, подавляя зевок.

Стефани снова развернула маленькую тайную записку. Опять та же самая фраза, так что словарь уже не понадобился:

DENN LILLE LARVEN HADDE ET PROBLEM[11]

Еще одно загадочное пророчество, смысл которого был не более ясен, чем одно-единственное слово «ТЫ» в записке, полученной сразу после прибытия. Однако уверенная в победе Стефани отбросила все сомнения, и ей захотелось сжечь записку в пепельнице.

— Где ты взяла зажигалку? — удивленно спросила Эльза.

— Стащила у французского тренера. Кажется, он полный придурок.

— Мы лучше француженок, тут и говорить нечего.

— Мы просто лучшие, вот и все.

— Тогда зачем ты идешь? Это опасно.

Стефани не удостоила Эльзу ответом. Только у самого порога, уже взявшись за дверную ручку, она наконец сказала:

— Я иду за победой. И не забывай, Эльза, это наша тайна.

Сидя по-турецки на кровати, одна в номере, Грациэлла неотрывно смотрела на листок бумаги у себя в руках и чувствовала, что не в силах пошевелиться от ужаса. На листке была изображена бабочка: два позолоченных треугольника, соединенных в одной точке. Грациэлла перевернула листок (это был обрывок какого-то счета на бланке отеля) и еще раз взглянула на дополнительное указание: три часа ночи.

Грациэлла была девушка красивая и простая — даже слишком простая, терявшаяся при столкновении со всем, что было недоступно ее пониманию. Обычно она старалась этого не замечать. В первый вечер после прибытия она предпочла ничего не знать. Потом — ничего не говорить. И вот теперь — новая записка у нее на подушке…

Ее глаза, обычно меланхоличные, были прикованы к рисунку и загадочной фразе:

DEN LILLE LARVEN HADDE BLITT TIL EN NYDELIG

GYLLEN SOMMERFUGL

В дверь тихо постучали.

— Mamma mia! — со стоном произнесла Грациэлла и, не выдержав, разрыдалась.

Позвонить дежурному администратору? Постучать в стену, чтобы услышали в соседнем номере? Позвать на помощь? Грацэлла чувствовала, как кровь застывает в жилах. Но, может быть, на этот раз страх оказался сильнее любопытства (хотя обычно оно пересиливало все остальные чувства) и это привело к тому, что у нее просто разыгралось воображение? Может, никто и не стучал?..

Она вспоминала первый вечер в отеле — во всех подробностях, как наяву. Тогда она сделала вид, что ничего не замечает, но на самом деле от ее внимания не укрылись ни странный вид Адрианы, когда та вышла из ванной, ни быстрый жест, когда она украдкой сунула что-то под подушку. Грациэлла вспомнила и легкий шорох сминаемой бумаги. А ночью, приоткрыв глаза, она молча наблюдала за тем, как Адриана надевает парадный костюм мажоретки, а затем бесшумно выскальзывает в коридор.

Сегодня вечером все иначе. Она — не Адриана, не капитан команды. Победа ей никак не светит. С чего бы кому-то желать ей зла? Она продолжала разглядывать Золотую бабочку, слабо светившуюся в полусумраке. Что же делать? Одеться в парадный костюм? И куда потом идти? В сауну?