Криницы - [116]
«Но что я скажу, если зайду? Как объясню свой приход? — У неё перехватило дыхание, она прижала руки к груди. — Я скажу… я скажу, что ищу Волотовича, что срочно нужна машина или лошадь, чтоб отвезти больного».
Она обрадовалась этой невинной выдумке и смелей двинулась вперед, не подумав, что Волотович, может статься, как раз будет здесь, в гостях у Лемяшевича.
«Зачем тебе туда идти? — звучал в ней голос благоразумия, но она отгоняла его, обманывая самое себя. — Я погляжу, как он живет, мне ни разу не пришлось побывать у него дома… А мне интересно…»
Она остановилась на крыльце, чувствуя предательскую тяжесть в ногах, словно к ним подвесили пудовые гири. «Если он станет спрашивать — кто, не отвечу и убегу», — решила она, чтоб подбодрить себя.
Но он ничего не спросил, он открыл сразу и так скоро, что она не успела опомниться. И не удивился, увидя её, только очень обрадовался, будто долго-долго ждал, но твердо верил, что она непременно придет.
— Наташа! — прошептал он и тут же, на пороге, обнял и поцеловал$7
Она не оттолкнула его. Но ей почему-то захотелось плакать, слезы душили её, она не могла вымолвить ни слова, пока Михаил Кириллович, обняв за плечи, вел её в комнату. Тут она улыбнулась ему виновато и растерянно. А он снова стал целовать её губы, щеки, глаза. Тогда она сказала:
— Миша! Не надо! Я только что от дифтеритного больного!
— Вот и хорошо! Пусть я умру, как Дымов, от дифтерии, от коклюша, от всех детских болезней… от всех…
— Зачем же тебе умирать?
— Правда, зачем мне умирать, когда у меня такое счастье?
Он размотал её платок, помог снять пальто. Она стояла посреди комнаты, стройная, как девушка, в зеленом шерстяном платье, и ловкими, привычными движениями красивых рук поправляла свои чудесные волосы, утром наспех свернутые в большой пышный узел.
Лемяшевич, повесив пальто, с нежностью любовался ею. Он не верил своему счастью. Наташа, о которой он столько думал и мечтал, — в его комнате, такая близкая, простая, он может подойти и без конца целовать её. С юношеским пылом он покрывал поцелуями её волосы, шею, потом прижал её ладони к своим щекам.
— У тебя холодные руки… Ты только сейчас из Тополя? Двое суток там провела? Страшно подумать, что я не буду видеть тебя по двое суток. Ты погляди, как пылает печь. Садись, погрейся. А я чай вскипячу. Ты хочешь чаю?
— Я есть хочу. С утра ничего не ела. Я требовательная гостья, — засмеялась Наталья Петровна.
— А ты не гостья, ты — хозяйка. У меня есть печенье.
Он вышел в другую комнату. Наталья Петровна присела на перевернутый табурет, застланный одеялом, протянула руки к жаркому дыханию огня.
«Только что здесь сидел он, — подумала она и подкинула в печку дров, свежие поленья весело затрещали. — Я — хозяйка… Что же это?» Она прислушалась к себе — что там у нее в душе? Не было ни страха, ни стыда, ни раскаяния. Хотелось тепла и ласки. Она не вспомнила в этот момент ни о Сергее, ни о своем недавнем, казалось твердом, решении.
Лемяшевич вернулся и снова в бурном порыве чувств бросился к ней, опустился на пол, положил голову ей на колени.
— Если бы ты знала, сколько счастья ты мне принесла!: Я словно предчувствовал. Я даже не мог работать… Потом мне показалось, что холодно. Я принес дров, разжег печку… и вот сидел здесь и все думал о тебе. Я решил, что завтра увижусь с тобой и все скажу, скажу, как я люблю тебя… — Он посмотрел ей в глаза и попросил: — Скажи, что и ты любишь.
— Я пришла… — Она ласково взъерошила его волосы. — Это больше, чем слова… А знаешь, я стояла на крыльце и думала: если станешь спрашивать — кто, я не отвечу и убегу. Хорошо, что ты не спросил. Нет, видно, никуда бы я не убежала…
— А я услышал шаги, стук, и сразу почему-то решил: ты! Я все время думал о тебе. Думал и боялся…
— Боялся?! Мне кажется, что все это сон. Проснусь — и ничего не будет. Так неожиданно… Знаешь, несколько месяцев назад я дала себе клятву, что никогда не полюблю тебя. Когда я увидела тебя в первый раз, я испугалась. Мне стало страшно, что ты омрачишь юность моей дочери… А для меня не было на свете ничего дороже… Мне даже хотелось, чтоб ты оказался дурным человеком… пьяницей, как твой предшественник, или связался с какой-нибудь Приходченко. Прости меня… В мои годы от человека, которому собираешься доверить свою судьбу, многого требуешь.
— Наташа!
— Я верю тебе, мой славный. Ты — хороший, ты — честный. Знаешь, меня не раз уговаривали выйти замуж, называли «монашкой», «черствой душой». Боже мой! Если бы они знали, как мне было нелегко! Как мне хотелось любить! Хотелось ласки… Вот такой ласки, — она подняла его голову и крепко поцеловала в губы. — А теперь посмотри мне в глаза и скажи: ты никогда не обидишь Лену?
— Наташа!
— Нет, ты скажи.
— Лена уже большая. Я уверен, что мы будем с ней самыми лучшими друзьями… Раньше я и не подозревал, что так умею дружить с детьми. Это — народ, который нельзя обмануть, перед которым нельзя хитрить и от которого ничего не скроешь… Лена меня уважает, я наблюдал за ней — и вижу.
— Как учителя.
— Не возненавидит же она меня только за то, что я стану её отчимом. Она сумеет разобраться, что хорошо, что плохо. Ты все ещё считаешь её маленькой.
Роман «В добрый час» посвящен возрождению разоренной фашистскими оккупантами колхозной деревни. Действие романа происходит в первые послевоенные годы. Автор остро ставит вопрос о колхозных кадрах, о стиле партийного руководства, о социалистическом отношении к труду, показывая, как от личных качеств руководителей часто зависит решение практических вопросов хозяйственного строительства. Немалое место занимают в романе проблемы любви и дружбы.
Известный белорусский писатель Иван Шамякин, автор романов «Глубокое течение», «В добрый час», «Криницы» и «Сердце на ладони», закончил цикл повестей под общим названием «Тревожное счастье». В этот цикл входят повести «Неповторимая весна», «Ночные зарницы», «Огонь и снег», «Поиски встречи» и «Мост». …Неповторимой, счастливой и радостной была предвоенная весна для фельдшера Саши Трояновой и студента Петра Шапетовича. Они стали мужем и женой. А потом Петро ушел в Красную Армию, а Саша с грудным ребенком вынуждена была остаться на оккупированной врагом территории.
Иван Шамякин — один из наиболее читаемых белорусских писателей, и не только в республике, но и далеко за ее пределами. Каждое издание его произведений, молниеносно исчезающее из книжных магазинов, — практическое подтверждение этой, уже установившейся популярности. Шамякин привлекает аудиторию самого разного возраста, мироощущения, вкуса. Видимо, что-то есть в его творчестве, близкое и необходимое не отдельным личностям, или определенным общественным слоям: рабочим, интеллигенции и т. д., а человеческому множеству.
«Торговка и поэт… Противоположные миры. Если бы не война, разрушившая границы между устойчивыми уровнями жизни, смешавшая все ее сферы, скорее всего, они, Ольга и Саша, никогда бы не встретились под одной крышей. Но в нарушении привычного течения жизни — логика войны.Повесть исследует еще не тронутые литературой жизненные слои. Заслуга И. Шамякина прежде всего в том, что на этот раз он выбрал в главные герои произведения о войне не просто обыкновенного, рядового человека, как делал раньше, а женщину из самых низших и духовно отсталых слоев населения…»(В.
… Видывал Антонюк организованные охоты, в которых загодя расписывался каждый выстрел — где, когда, с какого расстояния — и зверя чуть ли не привязывали. Потому подумал, что многие из тех охот, в организации которых и он иной раз участвовал, были, мягко говоря, бездарны по сравнению с этой. Там все было белыми нитками шито, и сами организаторы потом рассказывали об этом анекдоты. Об этой же охоте анекдотов, пожалуй, не расскажешь…
КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.