Криминал-шоу - [30]

- Вставайте, зовут обедать.

Игорь протер глаза, сел, надел очки, глянул на часы - пять пополудни. Криво усмехнулся:

- Что, в этой конторе перед смертью еще и кормят?

Вадим грустно на него глядел.

- Как же это вы не сбежали, а? Такой шанс был.

Игорь безнадежно махнул рукой: чего уж теперь языком бить.

В гараже было пусто. Игорь подошел к раковине в углу, сполоснул студеной водой руки, лицо, прополоскал зубы, потер их пальцем - совсем его в свинью здесь превратили. Вадим повел его к гаражной двери, распахнул ее. Ну да, конечно, что ж теперь глаза заматывать, коли пленник уже двор видал. Был солнечный тихий вечер. Тварь цепная сверкала злобным взглядом из будки, высовывалась, но Вадим окриками загонял ее обратно. Игорь, проходя мимо "мерседеса", заглянул в зеркальце: мама моя - бомж бомжем. Пригладил слегка волосы. Вдруг повернулся к поэту.

- А сейчас нельзя? Только б на улицу выскочить...

Вадим покачал головой, кивнул на дом. Из окна веранды на них пристально смотрел жирный.

Поднялись на крыльцо, вошли в дом, скинули туфли у порога, ступили в просторную комнату. Вся банда была в сборе. Даже старуха ведьма то и дело шаркала из кухни, добавляла к уставленному столу новые тарелки и чашки. Обстановка в доме стандартная, но ценная: сервант с бронзовым декором, стол и стулья с гнутыми ножками, телевизор "Тошиба", видик, музыкальная горка "Маде ин...", ковры на полу, на двух стенах, занавеси на окнах из странного, темно-синего, тюля в крупную клетку, словно решетки. Окна выходят во двор.

Все уже сидели за обширным столом. Посередине горец, без очков, без пиджака, в белой рубашке. По бокам от него - братец с сестрой, трезвые, скучные, с отвислыми губами. Два стула - свободны. К трапезе еще не приступали.

- Э, прахади, дарагой. Пращальный абэд кушать будэм.

Слово "прощальный" прозвучало зловеще, двузначно. Игорь хотел отказаться, но, как всегда, когда организм переборол-пережил похмелье, в животе кишки пищали от голода. Игорь вслед за поэтом сел, пододвинулся вместе со стулом к пиршественному столу. Сглотнул слюнки - икра черная и красная, салат из помидоров, огурцов и лука, селёдка в натуральном виде и селедка под шубой, еще какие-то диковинные разноцветные салаты, куриные ножки, холодец, сало соленое, буженина, грибы маринованные, сервелат, сыр, прозрачные пластики осетрины, шпроты в баночке, а в центре стола дымился в громадном блюде цельный поросенок, обложенный жареным картофелем и обсыпанный щедро зеленью. На маленьком столике рядом с Лорой дожидались своего часа напитки - две бутылки "Плиски", две "Чио-Чио-Сан" и штук десять пепси-колы.

- Э, Лора, дэвачка, налэй дарагому гостю, - бодро сказал Карим и чувственно потрепал снулую бандитку по щеке.

Он вообще, видно было, находился в добром расположении духа, был необычно говорлив, темные масляные глаза его томно щурились. Вероятно - дела в этом городе провернул как надо.

- А ты, Витя, налажи дарагому гостю закусить, паухаживай, - и бородач потрепал жирного по мясистой щеке так же чувственно, как до этого деваху.

- Мне - пепси, - сказал твердо Игорь.

- Э, что так? Абижаешь.

- Мне - только пепси, - повторил упрямо Игорь. - Я не пью.

- Хо! - оживился хряк, тряхнул косицей. - Во, пидор! С каких же это пор?

- Со вчерашнего дня, - спокойно, глядя в его свиные глазки, ответил Игорь. - Кстати, и тебе очень и очень даже не советую пить.

- Это еще почему? Чего ты?

- А то! Видишь ли, любезный, не хотел тебя пугать, но уж так и быть. Я-в медицине кой-чего понимаю, Витя. Погляди внимательнее в зеркало на белки своих глаз, на цвет кожи лица, изучи белые пятнышки на ногтях. У тебя, Витёк, цирроз печени и в очень запущенном состоянии. Так что, голубчик, меня ты не надолго переживешь - осталось тебе месяца два, от силы три. Мужайся, дарагой, готовься.

Игорь говорил уверенно, убедительно. Педерастик осел на стуле, обмяк, приоткрыл срамной свой рот, даже посерел лицом. Он то взглядывал на ногти, но на зловещего прорицателя. Быстро глянул на хозяина, поэта, сестру - те на помощь не спешили. Но всё же шеф вступился-таки:

- Э, нэ слушай, нэ вэрь. Наш гость шутит.

- Я не шучу, - еще серьезнее, от ненависти обретя в себе актерский дар, добил борова Игорь. - Я вижу: у него смертельная болезнь в последней стадии - страшнее рака.

- Ну, пидор, ты у меня щас сам раком встанешь! - вскочил взъярившийся от страха Толстый. - Ты у меня раньше сдохнешь, прямо щас!

Игорь отпрянул невольно, но горец перехватил кабана за ремень, удержал.

- Э, нэ нада праздник портить. Гаварю - нэ вэрь: он пазлить тэбя хочет. Правда?

Игорь на сей раз смолчал, зато Лора добавила:

- Ну и дурак же ты убогий, братан! Глянь, и правда, в зеркало - твою морду в три дня не обоссышь. С такой ряхой скоро не помирают - уймись. У кого печень гнилая - крючками ходят. Я уж знаю.

"Вот в ней-то, видно, рачок и поживает", - подумал невольно Игорь, глядя на ее кости. Он, устав давиться слюной, бросил перепалку, молча наворотил в свою тарелку салатов, колбасы, осетрины, намазал ломоть хлеба черной икрой - вцепился зубами.

- Э, Игарь Алэксандравич, пить и в самом дэлэ нэ будэшь?