Криминал под софитами - [13]

– Да, пожалуй, – согласился Елистратов. – Я вам даже больше скажу: маму Ланка недолюбливала. А когда окончила третий класс – ей тогда было десять лет, – родители стали ссориться. Не хочется об этом говорить, но… дело в том, что мама начала прикладываться к бутылке. И чем дальше, тем больше.

– А что, был повод?

– Да как сказать… Наверное, был. Мама переживала, что отец мало уделяет ей внимания, что он полностью погружен в свою работу. В основном они ссорились из-за этого и еще из-за того, что сестра совсем отбилась от рук, кроме отца, никого не признавала, грубила прислуге, говорила матери ужасные вещи.

– И отец защищал ее? – спросила я.

– Не то чтобы… Он пытался ее образумить, говорил, что нельзя так вести себя с матерью. Но она и его не слушала: он был для нее идеальным, а мать – нет. К ней у Ланы было море претензий, и ее родительского авторитета она совершенно не признавала. Однажды в отсутствие отца мама настояла, чтобы Ланка шла спать, потому что было уже очень поздно. А та встала на дыбы. Как же, ведь она королева, никто не смеет командовать ею! Дурь подростковая в голову ударила, и она наговорила маме таких гадостей, что у нее случился сердечный приступ. А «Скорая» приехала слишком поздно…

Я сочувственно покачала головой. Мой собеседник помолчал немного, потом продолжил свой рассказ:

– Конечно, после этого Ланка немного присмирела. Но надолго ее не хватило. Через год отец решил снова жениться, а в жены себе выбрал совсем молодую женщину, всего на десять лет старше Ланы. Тут уже она восстала и против отца. Как он посмел! Ведь он должен был всю оставшуюся жизнь принадлежать только ей! Она просто изводила отца и его избранницу самыми едкими замечаниями и совершенно возмутительными выходками. Жить под одной крышей им втроем стало невозможно, и в конце концов отец не выдержал и отправил Ланку в закрытый пансионат в Швейцарии. Помимо всего прочего, он всерьез опасался, что столь бурный пубертат совсем сорвет ей крышу и она, как и ее мать, пристрастится к алкоголю, а то и к наркотикам.

– И как, помогло? – поинтересовалась я.

Елистратов отрицательно покачал головой.

– Условия в пансионате были действительно суровые, я бы сказал, спартанские: простая здоровая пища строго по расписанию, маленькая комнатка на двоих, скромная одежда – обычные джинсы, свитера и футболки, никаких брендовых шмоток, никаких дерзких юбок, вызывающих платьев, каблуков и прочего. Плюс полное самообслуживание и регулярный физический труд на свежем воздухе. Они там сами себе морковку выращивали и цветники разводили, представляете? А Ланка-то всю жизнь была уверена, что круассаны на деревьях растут, а морковка – на полках в супермаркете. И чувствовала она себя там как в монастыре строгого режима. Дома-то как было? Захотела в час ночи творожный пудинг – ей принесли творожный пудинг. Если в чашку с чаем попала хоть одна чаинка – чашка демонстративно выплескивается на пол прямо на глазах у горничной. Постельное белье извольте ей менять каждый день, как в пятизвездочном отеле. Пойдет в душ – сразу орет, что полотенце жесткое. Учует запах чужого парфюма – визжит, что у нее аллергия, хотя от самой иногда разит, как из парфюмерного магазина. В общем, если перечислять все ее закидоны…

– Да уж, – глубокомысленно вставила я, чтобы поддержать разговор.

– А какие душераздирающие письма она писала из этого пансионата! Что зимой она мерзнет под тонким одеялом, что матрас жесткий, суп жидкий и его мало, что подъем аж в шесть утра, потом холодный душ и пробежка по парку в любую погоду. И что безумно много предметов и по каждому безумно много задают. А новая жена отца, Маша, оказалась человеком очень добрым и чутким. И несмотря на все Ланкины выходки, на все, что ей пришлось вытерпеть от падчерицы, пока та не укатила в Швейцарию, Маша чуть не плакала, читая эти письма. И когда закончился учебный год, она уговорила отца вернуть Ланку домой. Только Ланка вернулась очень обиженная. Она не могла простить отцу, что он подверг ее таким суровым испытаниям. А к Маше никакой благодарности не испытывала. Эгоистка, самая настоящая эгоистка!

– Так что же, взаимопониманию с отцом пришел конец? – уточнила я.

– Да, получается, что так, – подтвердил Елистратов. – Никто больше не мог найти к ней подход. Над Машей она откровенно издевалась. Что бы та ни предлагала – сразу кричала «нет», даже не дослушав. Маша понимала, что на роль матери претендовать не может, поэтому попросила Ланку называть ее просто по имени, а та в ответ начала изгаляться: «Могу даже звать тебя бабушкой, если тебе так больше нравится. А если ты против, давай я буду звать тебя тетя Маша». А от ревности к отцу она просто с ума сходила: скрупулезно подсчитывала, сколько раз на день он звонит ей, а сколько – жене, сколько раз улыбается ей и сколько – Маше. А поскольку отец старался беречь семейное счастье и избежать ошибок прошлого, то жену он вниманием не обделял, так что счет был не в пользу Ланы. Помню, как однажды сестра устроила грандиозный скандал из-за того, что отец отказался купить ей зимние сапоги на высоком каблуке. Ланка вопила, что ему жалко тратить на нее деньги, а на жену – всегда пожалуйста. И хотя отец битый час доказывал, что дело не в деньгах, просто подростку вредно носить такую обувь, она ничего не хотела слышать, только кричала всякие гадости о Маше, так что отец в конце концов отхлестал ее по щекам.