Крики прошлого - [52]

— Я…я не знаю.

— Как это? Нужно обязательно найти ее для дачи показаний в суде!

— Я не знаю, где она может быть! — рассердившись, ответил Виктор. — Я привел ее домой, и она была у меня, а потом исчезла, сбежала, испарилась!..

— Тише, тише, — успокаивающе отвечал Геннадий. — Нас могут услышать! Так, хорошо. Что ты о ней знаешь? Как ее зовут, откуда она, где жила, училась? Ну? хоть что-нибудь-то ты должен о ней знать!

— Ее зовут Кристина, и она учится со мной в университете в одном потоке. Это все, что я знаю.

— Ну, хорошо. Этого достаточно. И еще. На видео я увидел с тобой еще одного парня. Кто он и где сейчас?

— Это Филипп. Нас Егор познакомил, когда мы покупали наркотики, — стыдясь своего признания, Виктор сделал небольшую паузу, а после, сравнив остальные свои оплошности, решил, что наркотики не так уж и страшны. — Это он дал мне пистолет, а потом почему-то помог. Я о нем толком ничего не знаю, скорее всего, Филипп — вообще не его имя. Помню, он говорил, что уедет в Питер, поэтому Вы вряд ли его найдете. Но я в нем уверен! Он не сможет помочь папе как свидетель, но никак и не навредит — это уж точно! — почему Виктор сказал неправду, он до сих пор не знает. Видимо, просто побоялся еще больше навредить или подставить Филиппа.

— Да уж, помог он тебе… Не дав он тебе оружие, ничего бы и не было! — Возмущался Геннадий Юрьевич.

— Я бы тогда камнями их забил, — очень тихо, но все-таки так, чтобы было слышно собеседнику, возразил Виктор.

— Ладно, мне нужно идти координировать нашу армию юристов-дармоедов, а ты оставайся здесь и никуда не выходи из комнаты, понял? — последние слова Виктора юрист оставил без внимания.

— Да, — Геннадий Юрьевич уже, было, собрался уходить, как Виктор его остановил. — Постойте! Кто-нибудь еще знает правду?

— Кроме Нади, никто. И не нужно, чтобы кто-нибудь знал. С твоей мамой мы уже поговорили.

— Это поэтому она никак не может успокоиться? Она знает, что папа не виноват, но ничего не может поделать, — подытожил Кротов.

Геннадий, взяв его за плечи, два раза кротко кивнул, сказав при этом: «Держись», — встал и вышел из комнаты. И вот Виктор снова один, погруженный во мрак своих страхов. Хоть родные его находились всего в нескольких жалких метрах, он чувствовал между ними целую бездну. Как ему быть? Что ему делать? Братья его ненавидят, так как считают, что отец страдает именно из-за него. А что Ксюша? Его маленькая сестренка. Что же в ее душе происходит в это время? Виктор считал, что скорее всего она тоже злится на него… Но Виктор все же думал, что они правы, и даже не рассчитывал на их прощение, на их любовь; он не считал себя достойным этого, он не считал себя достойным быть прощенным… быть счастливым. Новое чувство в его коктейле страстей — чувство быть не достойным любви. Не ощущать себя частью семьи из-за своей же собственной никчемности. Только в этот момент Виктор задал себе вопрос: «Что же я наделал?» — Хоть и раскаялся, но все же был уверен — худшее еще впереди.

Тем временем Борис Сергеевич, конечно, уже был в курсе пожара, возникшего неподалеку от его ночного клуба. Он слышал, что внутри были люди и то, что они мертвы — их убил Роман Кротов. И хоть не было официальных данных, он был полностью уверен, что среди погибших есть его сын. Он уже давно чувствовал, что Егора нет в живых. Для него было очевидно, что рано или поздно это произойдет. Он отлично понимал натуру своего сына: вседозволенность с раннего детства, большие, необоснованные амбиции и чрезмерная гордыня — вот основные качества его отпрыска. А, как видел Борис Сергеевич, люди с подобным багажом не умирают своей смертью. Да и к тому же он сам допускал, что, возможно, ему самому когда-нибудь придется, хоть и не столь кардинально, приструнить своего наследника. Очень трудно было понять, оплакивал ли Борис своего сына или ему было все равно, но одно было ясно всем — он очень изменился за эту неделю. За время пропажи сына он постоянно запирался у себя в кабинете, его уже не так интересовал бизнес, он стал еще более бескомпромиссен и, как некоторым могло показаться, более жестоким. Хотя многие негодовали — куда уж больше. Но забегая вперед, все-таки нужно сказать, что Борис Сергеевич страдал от потери сына. Но, оставаясь самим собой, он просто не мог себе позволить показаться в людских глазах мягкосердечным страдальцем. В последнее время только Михаил, как и раньше, мог себе позволить разговаривать с влиятельным олигархом. В ночь пожара он доложил ему, что видел неподалеку от ночного клуба сына Кротова, а с ним и Геннадия, главного юриста всей бизнес империи Кротовых. Ни у Бориса, ни у Михаила не было сомнений, что младший сын Романа Кротова причастен к смерти Егора, как и говорил Федор. Но почему Роман не пришел и не решил все с ним лично, тем более у них были отличные деловые отношения. Почему он поступил столь опрометчиво и безответственно? Удивительно, но в душе у отца, потерявшего сына, не было ни гнева, ни жажды мести по отношению к Роману Александровичу, а напротив — одна пустота. Он все пытался понять, почему так произошло. Вспоминая свой недавний разговор с Егором, Двардов также вспомнил, что пригрозил тогда своему сыну, чтобы тот не вздумал портить отношения с семьей Кротова. «Глупый мальчишка! Жизнь отдал, лишь бы мне насолить. Ладно Егор, но почему Роман-то пошел на такое?», — и рассуждал Борис Сергеевич не только на тему денег, он просто не мог понять, как такой человек, как Роман Александрович, мог пойти на столь крутые меры. «Почему?», — эхом отозвалось в голове. Уже не в первый раз за последнее время Борис Сергеевич заметил, что разум его будто бы пытался с ним поговорить. Словно чужой голос повторял его слова. Поначалу это его раздражало, и он тут же вызывал к себе кого-нибудь, чтобы разбавить угрюмые мысли голосом другого человека, но спустя некоторое время это наоборот стало притягивать его, манить и ужасно интересовать. Хоть у него было опасение, что он сходит с ума, уверенность в себе, сопряженная вместе с верой в собственную силу воли и многолетний опыт, затмевали подобные, как он сам считал, нелепые мысли. «Что мне делать? Я должен сам встретиться с Романом лицом к лицу, и пусть он мне все расскажет. Но не сочтет ли он это за слабость?». «О да! Еще как сочтет», — ответил голос в голове. Борис Сергеевич попытался избавиться ото всех мыслей и принялся ждать.