Крик в ночи - [45]

Филдс! Пусть это и прозвучит оскорбительно, но в табели о рангах я выше вас на несколько пунктов. Вы копаетесь в людском дерьме в надежде отыскать нечто удобоваримое для прелюбодея Уикли и его потаскухи Грейвс. А Робертс над вами от души потешается! Разве не так? Мне знаком ваш идеал — сэлф мэйд мэн. Грандиознейшее заблуждение! Ваш воздушный замок, если он у вас есть, — не более чем заплесневелая готика в американском варианте. Знаете, для меня самые уважаемые личности — это честные композиторы, как, впрочем, и писатели. Честность есть необходимая предпосылка и критерий настоящего творчества. Швайковский докатился до сутенерства — апофеоз творческих завихрений!

— При чем здесь Швайковский?! У него убеждения, а у меня — работа. Каждому свое.

— Не лицемерьте, Филдс! Вы живете не так, как вам нравится, а так, как вам вправлено. Вы запрограммированы, и только посмейте вякнуть!

— Меня это вполне устраивает.

— Ой ли?

— Да! Да!! Да!!!

Мадам ушла в сторону от скользкой темы и продолжала:

— И вот я в России. Шарман, какой вояж! Здесь так романтично! Я брожу по тротуарам и как бы невзначай упираюсь в здание бывшей купеческой Думы. Что? Теперь это Филиал всемирной женской организации? Извините, не могла бы я чем-нибудь помочь? Вам требуются изворотливые демагогички со стальным торсом? А, вы нуждаетесь в сильных и решительных женщинах? Тогда вам крупно повезло: я именно та представительница слабого пола, которой вам недостает…

Филдс, откинув штору, раздвинул створки оконных рам. Как в калейдоскопе, знойное лето сменилось осенним увяданьем, на подоконник упал багряный лист, и мелкий дождик забарабанил в оконные витражи. Силуэты городского пейзажа набухли и потекли размытой акварелью. Как мчится время! Но что это? Леденящий холод ворвался в кабинет Джона Филдса, бумаги на письменном столе подняла, закружила зимняя вьюга.

— Закройте же окно! — зябко поежилась мадам.

Дверь кабинета приоткрылась, в щель просунулось дуло автомата системы Зингер, цокнули вставные челюсти:

— Телеграмма!

Филдс прочитал: «Поздравляю зимними каникулами тчк Ольга Кукишзон».

— Мадам, голос предков зовет меня в Родные Пенаты!

— А я намеревалась пригласить вас к танцу. Чисто платонически.

— Платонически? Меня приглашают к танго чисто физиологически!

…Мела метель, поскрипывал снежок. Что ж, зимние каникулы — это совсем не плохо!

* * *

…Полковник Ведмедятников осторожно вышагивал по своему кабинету, изредка раздвигая портьеры, за которыми свернулась в крендель служебно-розыскная собака Азиза. Глядя на Азизу, полковник хмурился, в то время как та, встречая его взгляд, потупя взор, виновато опускала морду. Служба майора Пронина донесла, что Азиза при исполнении ответственного задания спуталась с двортерьером Полкашей и наотрез отказалась от продолжения работы. Полковник был в тупике: чего теперь ждать от Азизы? Лейтенант Воробьев втайне лелеял надежду, что Азиза принесет нечто подобное любимому герою его детства — собаке Баскервилей. Капитан Шельмягин без труда доказывал: народится беспородный приплод, пожирающий к тому же много пищи.

«Посетителей и сослуживцев не пускать!» — кричал в селектор Ведмедятников своему секретарю, принимая роды у Азизы. Орденоносная сучка принесла лишь одного вислоухого, противно тявкающего щенка, которого Ведмедятников окрестил, как был уверен, именем легендарного древнегреческого военачальника — Пупсий Азизий Псий.

В кабинете Ведмедятникова стоял аквариум с рыбкам, проверенными майором Прониным до седьмого колена. (Рыбки, к слову сказать, и навели майора на мысль о «рыбнадзоре».) Полковник не знал, плакать ему или смеяться, когда, начиная рабочий день, он входил в кабинет с неотвязной думой: «Сколько игривых шубункинов, экзальтированных меченосцев и гордых скалярий слопал за ночь Пупсий Азизий Псий?»…

Он вызвал Шельмягина и Воробьева.

— Ребята! Эндшпиль в самом разгаре. Просрочим время — упустим шанс и продуем партию. За ферзя я спокоен, за слонов, — он смерил взглядом подопечных, — более или менее, а вот за проходную пешку…

Шельмягин с Воробьевым понимающе кивнули.

— Как там она, моя проходная пешка? — обратился полковник к невидимому собеседнику. — У неприятеля обреченный голый король, он мечется по всей доске, хитро маневрирует с целью создать патовую ситуацию. Меня устроит только мат!

Ведмедятников указал на Азизу и Пупсия:

— Этих придется убрать. Тихо и быстро. Как учили.

— Насовсем… убрать? — спросил исполнительный Воробьев.

— Да. Из моего кабинета — насовсем.

Полковник на минуту задумался и произнес:

— Помните об отсебятине. Дело может принять крутой оборот, и тогда промедление… опасно чреватостью! Можете идти.

Когда Шельмягин и Воробьев вышли с попискивающими и скулящими друзьями человека, зазвонил телефон.

— Ведмедятников слушает.

— Здравствуй. Это Пронин. Где шпион?

— Уехал в Штаты.

— Понятно. Пиши заявление.

— Когда поймаю, тогда напишу, — спокойно ответил полковник и бережно положил трубку, наблюдая за единственным раззадорившимся шубункином.

* * *

— Привет! Это я, бросовый экспорт из Медвежьего Угла!

— Джон! Наконец-то!..

Линда, похоже, была искренне рада Филдсу. Собственно, идея зимних каникул целиком принадлежала ей, потому как на сей счет у Линды Грэйвс имелись свои соображения. Чем мог помешать Уикли, будучи у нее под каблуком? Да ничем! (Мы не знаем, как старикашка интерпретировал мудрое изречение Сенеки о женщинах, однако доподлинно известно, что делал он это ничуть не хуже Филдса).