Крик в ночи - [41]

Вышли, пожалуйста, в долг рублей пятьсот франками. Верну, как только поставят пьесу. Ты меня знаешь.

Целую. Твой нью-орлеанский мастеровой Швандя. Париж, Набережная Сены.

* * *

Приказы не обсуждают. Приказы выполняют. Ранним утром командир выстроил дивизию.

— Товарищи бойцы! — сказал он, — Скоро перед вами откроются манящие люки подводных лодок. Лезте в них решительно и напористо, после чего проявляйте знания!

Затем последовала перекличка, которая закончилась поздней ночью. В дивизии оказался один лишний боец.

— Кто такой? — спросил командир.

— Приемная дочь! — отчеканил боец.

— Чья… приемная дочь?

— Дивизии, товарищ командир!

На ефрейторские мичманские погоны приемной дочери ниспадали куделя модной стрижки а-ля «я у мамы фокстерьер». Командир, искоса взглянув на дочь, подметил: «У дивизии имеется в наличии вкус».

— Как звать вас?

— Ириадна Таврическая.

— Встать в строй, товарищ Ириадна Таврическая!

И дивизия размеренной тихой сапой двинулась к водохранилищу. После пятидневного марша перед бойцами и комсоставом открылась величественная панорама: впереди шумно плещется водохранилище, на берегу, словно неразумные дети, почти нагишом резвятся, играя в «ку-ку», Ириадна Таврическая и командир, а поодаль грозно бултыхаются подводные лодки. «Ку-ку, Ириадна! Будет тебе прятать в прибрежной полосе свои рыжие патлы!» Громовое «ура!» разнеслось по берегу. Началась нелегкая подводная служба на Айвазовщине.

Видавший виды командир внимательно следил за дивизией и ее приемной дочерью, не допуская, как он выражался, разляпистого ухарства по отношению к бойцу Ириадне Таврической. Конечно же, дщерью дивизионной был Джон Филдс, он же Хихиклз. Агент разузнал, что чертежи ракет находятся в хвостовом отсеке одной из подлодок. Но в какой именно? Связь с Лизочком он поддерживал через бабушек-двойняшек, законтрактовавшихся ловчихами креветок на одной утлой консервно-перерабатывающей шаланде. Обычно связь осуществлялась следующим образом: Филдс под видом питательной креветки вроде бы невзначай заплывал в невод ловких бабуль и, трепеща, быстро передавал инструкции, после чего бабушки-двойняшки выбрасывали креветку-Филдса за борт как несвежую…

* * *

Париж, Набережная Сены,

мастеровому Шванде

Дружище Генрих!

Талант не бывает плохим или хорошим — он может быть удавшимся или неудавшимся. Твой талант, Генрих, не подпадает под это определение. Сказать, что он грандиозен, значит низко и подло соврать. Он — неповторим! Как своеобразен горный ручеек, как неподражаем крик сластены у будки мороженого, как непровзойденно ворчливое урчанье сытого мешковатого котищи, сожравшего хозяйскую вафлю. Да простят мне такое образное сравнение литераторы, но ты — концентрированный бульон из первосортной ослятины, а возможно, и козлятины.

Генрих! Тебе вместе с титулованной особой выпала честь таскать каштаны из огня борьбы за дело. Дух Рюриков живуч, пусть даже в форме облигаций. Дай срок, и мы еще закусим соленым огурчиком нашу общую викторию! В сердцах людей ты становишься прообразом Орлеанской девы.

К сожалению, я порастратился на водохранилищные мероприятия, так что сам без гроша за душой.

Крепко целую. Твой Абебыч. Айвазовщина, Прибрежная часть.

За океаном Филдсом в целом были довольны. Августейший Робертс I, свергнутый в результате военного переворота, инспирированного старикашкой Уикли, возвратился, в Родные Пенаты с твердым намерением продолжать портачить Филдсу. Босс старался не скрывать от Линды Грейвс своего удовлетворения работой агента 6407. Правда, это не всегда ему удавалось. А Робертсу, чтоб не слишком переживал, повысили жалованье, сделав это так тонко и умело, что тот даже не почувствовал. В ЦРУ знали: Филдс выкручивается из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций, но чем яснее виделся финал его миссии, тем сложнее становилась работенка шпиона. Это понимали и доктор Уикли, и полковник Ведмедятников. Задумки доктора всякий раз натыкались на задумки полковника, что в еще большей мере осложняло задумки Филдса.

Следуя шахматной терминологии, полковник Ведмедятников (в пику пронинщине) припас для Филдса несколько «домашних заготовок». «Силен мужик в эндшпиле!» — говорил Шельмягин Воробьеву.

…Филдс таки сфотографировал чертежи ракет, когда усталая подлодка дремала в бездонных водах Айвазовщины. Но о том, как ему это удалось, проникнув в отсек хвостового оперения, можно написать целый приключенческий роман с прологом и эпилогом.

На чертежах в мельчайших деталях обозначались подсобные помещения, комната отдыха, где распевали «дорог мне кубрик матросский», отсек хранения слабоалкогольных напитков для старших офицеров. Там же значилась и каморка, куда изредка наведывались морские волки за парой-другой ракет перед учебными стрельбами. Переправить пленку на Запад Филдс решил, тайком подбросив ее в контейнер для колбасных изделий, предназначавшийся в дар народно-освободительному движению полуострова Кактусячий. Шпион не сомневался, что, прежде чем контейнер отыщет адресата, он будет перехвачен враждующими раскольническими группировками, звереющими от одного вида колбасных изделий. Эти структуры подчинялись ЦРУ и, как любил повторять Сэм Уикли, наводили такую кутерьму промеж кактусов, что после невинных забав и шалостей местных пацанов там бесполезно искать хотя бы одну уцелевшую колючку.