— Длинные платья уже не в моде. В ходу длина по икры. Я пока еще не знаю, что надену. В четверг после работы мы собираемся с Лавинией за покупками. Быть может, я куплю что-нибудь блестящее. Лавиния говорит, что блестящее сейчас в моде.
Одри замолчала, чтобы перевести дыхание. Она не отдавала себе отчет в том, что лепетала, — нервы иногда играли с ней такую шутку.
— Вам не приходило в голову, что модное не всегда может подойти вам? — ворчливо заметил он. — Или что Лавиния может выбрать нечто подходящее ей, но не вам?
— Да, — созналась она. — Такое мне приходило в голову.
— Так почему бы вам не купить что-нибудь себе самой, то. Что понравилось бы вам?
Эта мысль слегка как бы опьянила Одри, ибо она совершенно не была уверена в своем вкусе.
— Мне бы, конечно, хотелось, — ответила она несчастным голосом. — Беда в том, что я… никогда не знаю, что купить. Продавщицы постоянно уверяют, что мне идет все, и в результате я прихожу в полное замешательство. Недавно я сама купила себе вечернее платье, а Лавиния назвала его чудовищным. Сказала, что на мне оно выглядит безжизненным и мрачным.
— Какого оно цвета?
— Обыкновенного кремового, из шелковистого материала.
— Какого стиля?
— Ничего особенного. Длинные узкие рукава, обтягивающий лиф, с воротником, низким вырезом на спине, с расширяющимся книзу подолом.
— Оно осталось у вас?
— Д-да, но…
— Позвольте мне дать вам совет, — резко вмешался он. — Наденьте его! Кремовый-превосходный цвет для вас. Зачешите волосы наверх и наденьте простенькие золотые сережки. И никаких других украшений, даже часов не надо. Неяркие тени вокруг глаз. Побольше румян. Губная помада и лак для ногтей бронзового цвета. Усекли?
— Ну, в общем… но… Но… кто вы такой, — спросила она с нервным смешком, — специалист по женской моде?
— Нет, я специалист по женщинам. Ее сердце сделало перебои. Она не подвергала его слова ни малейшему сомнению.
Впервые Одри захотелось узнать хоть что-нибудь о женщинах в его жизни. Сначала о его старых подружках, потом о его жене Мойре… Была ли она красива? Сексуальна? Искушена? Любил ли он ее до безумия?
Разумеется! — пришел на ум ответ. Одри была озадачена болезненным уколом ревности, вызванным этой мыслью. А ведь она даже не почувствовала по-настоящему ревности, узнав о связи Расселла с Дианой. Только боль из-за того, что его неверность говорила о ее неспособности внушить подлинную глубокую любовь. Однако в отношении Эллиота она испытывала зависть при одной мысли о том, что он был с другой женщиной, не говоря уже о том, что любил ее.
Не означало ли это, что она влюбилась в него? Она надеялась, что нет. Она действительно на это надеялась. Связанное с Расселлом нетрудно было пережить. Эллиот представлял собой совсем иное. В жизни девушки мужчина вроде него мог появиться только один раз, и его невозможно было бы забыть.
— Так обещайте мне, что вы не позволите Лавинии одевать вас, — говорил он тем временем. — Что поступите так, как я предложил.
— Обещаю. И Эллиот… спасибо…
— Не за что.
Он положил трубку, а Одри все еще прижимала свою к уху. Рука ее вновь задрожала, когда она клала трубку на место. В пятницу… Этот день, казалось, удален от сегодняшнего на миллион световых лет…
— Можно войти, Одри?
— Нет-нет, Лавиния, не входи. Я ещё одеваюсь. Не хочу, чтобы кто-то видел меня, пока я не буду готова.
— Ну что еще за таинственность! — сварливо проговорила Лавиния из-за двери. — Сначала ты не пожелала ничего рассказать об этом Эллиоте, которого пригласила. Теперь не позволяешь мне посмотреть, как выглядишь. Я подумала, не помочь ли тебе с волосами. Ведь ты не пошла сегодня со мной в парикмахерскую, хотя отец и договорился, чтобы тебя отпустили с работы.
— Мои волосы в порядке, — услышала Лавиния в ответ. — Я уложила их сама.
— Именно это меня и пугает, дорогая. Ты же знаешь, как…
— Лавиния! — вскрикнула Одри с необычной для нее напористостью. — Хоть один раз оставь меня в покое!
— Ты не можешь говорить со мной в таком тоне, Одри. Я не понимаю, что с тобой сегодня. Если тебе и исполняется двадцать один, это еще не значит, что ты можешь грубить Чувство вины пришло к Одри, когда она услышала, как ворчащая Лавиния поспешно отошла от двери. Ей захотелось кинуться за ней, позвать, как-то умиротворить ее. Но она боялась, что Лавиния неодобрительно выскажется о ее внешности и подорвет тем самым то приятное ощущение уверенности, которое с каждой секундой росло в ней.
Одри повернулась, чтобы оглядеть себя еще раз в высоком зеркале и едва поверила своим глазам — так «здоровски» она смотрелась. Кремовое шелковое платье вовсе не обесцвечивало светлую кожу ее лица, как предрекала Лавиния. Наоборот, оно придавало ему мягкий блеск. Очевидность этого бросалась в глаза и осенила Одри: ярко-красные, розовые и пурпурные цвета, которые побуждала ее носить Лавиния, якобы чтобы придать цвет ее лицу, имели противоположный эффект: делали ее лицо размытым и болезненным.
Что же касается волос… Одри никогда не устраивали ни цвет красного вина, ни мелкие завитки перманента, торчащие во все стороны. Но Лавиния и ее парикмахер настаивали и на одном, и на другом, заверяя ее что натуральные каштановые волосы Одри были слишком редкими и имели мышиный оттенок, что ее маленькое лицо нуждалось в равновесии. Несмотря на определенные опасения, она вняла их совету, ибо на их стороне был опыт и к тому же в те дни такой стиль и цвет были достаточно распространены. Одри судила об этом по многим женщинам.
