Крик - [8]

Он вошел и, ни с кем не здороваясь, повесил свою шляпу на крючок. Затем сел у камина и спросил:

— Когда будет готов ужин?

Ричард удивленно поднял брови и вопросительно поглядел на Рэчел, но та как зачарованная смотрела на Чарльза.

— В восемь часов, — прозвучал в ответ ее грудной, глуховатый голос, и, наклонившись к ногам Чарльза, она сняла его перепачканные глиной башмаки и подала ему домашние туфли Ричарда.

Чарльз сказал:

— Прекрасно. Сейчас семь часов. Через час — ужин. В девять часов мальчишка принесет вечернюю газету. В десять часов мы с тобой, Рэчел, ляжем в постель.

Ричард подумал было, что Чарльз рехнулся.

Но Рэчел ответила покорно:

— Ну конечно, мой дорогой, — и, вся ощетинившись, повернулась к Ричарду. — А ты убирайся отсюда, козявка! — крикнула она и что было мочи закатила ему пощечину.

Ричард стоял как громом пораженный, потирая щеку. Невозможно было вообразить, чтобы и Рэчел и Чарльз оба вдруг одновременно сошли с ума. Значит, по-видимому, сошел с ума он сам. Но так или иначе, Рэчел была исполнена решимости, а между ними существовал тайный уговор, что в случае, если кто-нибудь из них захочет расторгнуть брак, другой должен убраться с его пути. Они уговорились об этом, чтобы чувствовать, что их связывает только любовь, а не брачные узы. Поэтому Ричард ответил спокойно, как мог:

— Ну что ж, Рэчел. Я оставлю вас вдвоем.

Чарльз запустил в него башмаком и крикнул:

— Если ты сунешь нос в дверь, прежде чем мы утром сядем завтракать, я крикну так, что у тебя отлетят уши!

На этот раз Ричард покинул дом не угнетенный страхом, а в холодном бешенстве, но вполне владея собой и своими мыслями. Он вышел за калитку и зашагал по дороге, направляясь к травянистой полоске земли между дюнами. До захода солнца оставалось еще часа три. Он пошутил с ребятишками, игравшими в крикет на школьном поле. Пошвырялся немножко камнями. Потом вспомнил о Рэчел, и слезы прихлынули у него к глазам. Тогда, чтобы слегка подбодриться, он принялся петь.

«Нет, я положительно схожу с ума, — сказал он себе. — И куда, черт побери, девалась моя удача?»

Наконец он добрался до груды камней.

«Вот что, — подумал он. — Я разыщу свою душу в этой груде и разнесу ее вдребезги молотком». А он, уходя из дому, прихватил с собой молоток, лежавший под навесом для угля.

После этого он принялся отыскивать свою душу. Однако человек может распознать душу другого мужчины или женщины, но только не свою собственную. И Ричард не мог разыскать своей. Но по случайности он наткнулся на душу Рэчел и узнал ее — это был гладкий зеленый камушек с вкраплениями кварца, — узнал ее потому, что в эту минуту он был сильно отчужден от нее. Рядом лежал другой камень — безобразный, бесформенный пятнисто-коричневый кусок кремня. Увидав его, Ричард воскликнул в исступлении:

— Я уничтожу его. Это, несомненно, душа Чарльза!

Он поцеловал душу Рэчел, и ему показалось, что он прикоснулся к ее губам. Затем он нацелился молотком на душу Чарльза:

— Я разобью тебя на сто кусков!

Его рука застыла в воздухе. Ричард был человек совестливый. Узнав, что Рэчел любит Чарльза сильнее, чем его, он обязан был действовать согласно их уговору. Третий камень (конечно, это была уже его собственная душа) лежал по другую сторону души Чарльза; это был гладкий серый гранит величиной примерно с крикетный мяч. Ричард подумал: «Я разнесу свою душу на куски и этим положу конец всем своим мучениям». В глазах у него зарябило и потемнело, и он едва не лишился чувств. Но он справился со своим волнением и с отчаянным криком обрушил молоток раз, другой и третий на серый камень.

Камень распался на четыре куска, в воздухе слегка запахло порохом, и, когда Ричард обнаружил, что он по-прежнему жив и невредим, он расхохотался и долго не мог успокоиться. «Да я же спятил, просто спятил!» Он отшвырнул молоток, в изнеможении повалился на камни и уснул.

Он пробудился, когда уже садилось солнце, и в полном смятении направился домой, думая: «Все это какой-то ужасный сон, но Рэчел поможет мне освободиться от этого наваждения».

На окраине города кучка людей оживленно беседовала возле фонарного столба. Один из них сказал:

— Примерно часов в восемь это произошло, верно?

И другой ответил:

— Да-да.

А третий сказал:

— И представьте, он был как есть полоумный. «Только троньте меня, — говорит, — и я закричу. Я закричу так, что вам не поздоровится! И вам и всей вашей полицейской своре. Стоит мне закричать, и все вы сойдете с ума». А инспектор говорит: «Брось, Кроссли! Руки вверх! Кончай валять дурака! Теперь тебе от нас не уйти». А тот говорит: «Предупреждаю в последний раз, убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое, не то я так крикну, что все вы упадете замертво».

Ричард остановился и стал прислушиваться.

— И что же потом случилось с Кроссли? — спросил он. — А женщина что сказала?

— «Бога ради! — сказала она инспектору. — Уходите, или он убьет вас».

— Ну а тот закричал?

— Нет, он не закричал. Он перекосил всю рожу и вобрал в себя побольше воздуху. Богом клянусь, сколько ни живу на свете, а такой страшной рожи еще не видывал. Я потом, пока не пропустил три-четыре стаканчика, все никак не мог прийти в себя. А инспектор выронил револьвер, и он выстрелил, но ни в кого не угодил. И тут вдруг с этим самым Кроссли что-то случилось, его как подменили. Он схватился руками за сердце и за бок, и лицо у него снова стало спокойным и словно мертвым. А потом он принялся смеяться, пританцовывать и дурачиться по-всякому. А женщина уставилась на него, словно глазам своим не верила, и тогда полиция его увела. Если поначалу он был буйный сумасшедший, то тут вдруг стал совсем безобидный дурачок, и они забрали его как миленького. И в санитарном автомобиле отправили прямо в Королевскую психиатрическую лечебницу Западного графства.