Крик дьявола - [22]

16

— Эх, если бы у нас была красная тряпка. — Флинн сидел, прислонившись к шаткой мачте. Он по-прежнему был очень слаб, однако после удаления гноя жар четыре дня назад спал.

— Ну и что бы ты с ней делал? — поинтересовался Себастьян.

— Поймал бы дельфина. Послушай, я настолько проголодался, что сожрал бы его живьем.

После четырехдневной диеты, состоявшей из кокосовой мякоти и молока, у них в животах не прекращалось недовольное бурление.

— Почему обязательно красная?

— Они клюют на красное. Я бы сделал приманку.

— У тебя же нет ни крючков, ни лески.

— Привязал бы к бечевке от мешка и выманил на поверхность, а потом загарпунил бы приделанным к веслу ножом.

Себастьян помолчал, задумчиво наблюдая за тем, как в глубине за бортом, бросая золотистые отблески, резвился косяк дельфинов.

— Так, значит, только красное? — переспросил он. Флинн подозрительно посмотрел на него.

— Да, непременно красное.

— Ну… — В некоторой нерешительности Себастьян, несмотря на свой тропический загар, заметно покраснел.

— В чем дело?

Продолжая краснеть, Себастьян встал и расстегнул ремень. Затем смущенно, точно невеста в первую брачную ночь, спустил брюки.

— Ничего себе! — поразился Флинн, прикрывая рукой глаза.

— О-о! О-о! — раздались восторженные возгласы членов команды.

— В «Хэрродз» приобрел, — со свойственной ему скромностью пояснил Себастьян.

Красные, как по заказу Флинна, трусы Себастьяна были не просто красного, а самого что ни на есть насыщенного великолепного красного цвета, какой только мог существовать в природе, — цвета самого яркого красного заката или замечательных красных роз, о каких только можно было мечтать. Во всем своем восточном великолепии они были Себастьяну по колено.

— Чистый шелк, — продолжал Себастьян, теребя ткань. — По десять шиллингов за пару.

— Ну же! Давай, рыбка! Иди-ка сюда, — лежа на пузе пришептывал Флинн, свесив голову и плечи за борт. В зеленой воде на обрывке бечевки болтался кусок красной ткани. К нему метнулся длинный золотистый силуэт, и Флинн в последний момент дернул за бечевку. Сделав кувырок, дельфин вновь нырнул вглубь. Флинн опять стал подергивать бечевку. От водной ряби на золотистом силуэте дельфина замелькали зыбкие тени. — Давай, давай, рыбка. Догони-ка эту штуковину. — Еще один дельфин присоединился к «охоте», и они, поблескивая, стали кружить вокруг приманки, напоминая движение планет. — Будь наготове!

— Я готов. — Себастьян замер возле Флинна в позе копьеметателя. Забыв от волнения про штаны, он стоял в весьма непристойном виде в одной развевавшейся вокруг бедер рубахе. Правда, его длинным мускулистым ногам мог бы позавидовать любой атлет. — Назад! — прикрикнул он на сгрудившуюся вокруг него команду, из-за чего плот угрожающе накренился. — Отойдите, дайте мне место! — Он поднял весло с примотанным к нему длинным охотничьим ножом.

— Вот они, подходят. — Голос Флинна дрожал от возбуждения, в то время как он продолжал поддергивать красную тряпку все выше и выше, и стая следовала за ней. — Давай! — крикнул он, когда одна из рыб — четырехдюймовый золотистый силуэт — вырвалась на поверхность, и Себастьян сделал бросок. Верная рука и меткий глаз — в свое время он мог подать не хуже великого Фрэнка Вули[16]. Угодив возле глаза, лезвие разодрало дельфину жабры.

На несколько секунд весло в руках Себастьяна словно ожило — дельфин бился и извивался на импровизированном гарпуне, и поскольку на нем не было ни шипов, ни зазубрин, рыба соскользнула с лезвия.

— Будь ты проклят, чтоб тебя! — разразился Флинн.

— Черт бы его подрал! — эхом откликнулся Себастьян.

Косяк мгновенно рассредоточился, однако смертельно раненный дельфин на глубине десяти футов стал трепыхаться, как воздушный змей на сильном ветру.

Бросив весло, Себастьян принялся снимать рубаху.

— Ты куда? — спросил Флинн.

— За ним.

— Сдурел? Там же акулы!

— Я так оголодал, что съем и акулу. — Себастьян нырнул с бортика. Секунд через тридцать он уже появился вновь, пыхтя, как косатка, но с торжествующей улыбкой прижимая к животу мертвого дельфина.

Сидя вокруг изрезанной туши, они уплетали шматки сырого мяса, посыпанного морской солью.

— Мне случалось платить целую гинею и за худшую еду, — заметил Себастьян и негромко рыгнул. — Прошу прощения.

— Пожалуйста, — с набитом ртом буркнул в ответ Флинн и окинул косым взглядом все еще раздетого Себастьяна, — и хватит здесь щеголять своими достоинствами, пока не растерял, — надень-ка штаны.

Флинн О’Флинн невольно начинал пересматривать свое отношение к Себастьяну Олдсмиту. Однако происходило это очень медленно.

17

Гребцы уже давно потеряли всякий интерес к своему занятию. Лишь повторяемые Флинном угрозы телесной расправы да подаваемый Себастьяном личный пример заставляли их трудиться. От тонкой жировой прослойки, изначально наблюдавшейся на мускулах Себастьяна, не осталось и следа, и тело, без устали работавшее с веслом, напоминало скульптуру Микеланджело.

В течение шести дней они волоклись на своем плоту через устремлявшееся к югу течение. Это были шесть дней ослепительно солнечного штиля и безукоризненной морской глади, похожей на бескрайнее полотно зеленого бархата. Вплоть до нынешнего момента.