Крик души - [8]

— Вы, матушка, на исповедь? — поинтересовалась заметившая старушку одна из тружениц храма.

Зоя Ивановна кивнула, нервно теребя матерчатую сумку.

Женщина тепло улыбнулась, будто они были давно с ней знакомы, и провела бабушку внутрь.

— Вот видите, очередь, — полушёпотом проговорила провожатая. — Сейчас я попрошу, и вас пропустят вперёд.

Старушка не успела возразить и даже опомниться, а женщина уже к ней вернулась и, заботливо приобняв, проводила сквозь расступившуюся перед ними толпу.

Исповедавшаяся в данный момент молодая девушка уже брала у батюшки благословение, и Зое Ивановне ничего не оставалось, как занять её место, как только девушка отошла.

— Не волнуйтесь вы, матушка, так, я лишь свидетель, — видимо поняв, что она пришла впервые, добродушно подбодрил священник.

Да, из книг Зоя Ивановна знала, что исповедоваться надо Богу, а не батюшке, и всё же присутствие священнослужителя её сильно смущало.

Трясущимися руками достала старушка из кармана сумки очки и развернула сложенную во много раз бумажку с длиннющим списком грехов, что она совершила за всю свою долгую жизнь и которые смогла вчера вспомнить.

— Ох, каюсь, Господи, согрешила… — и она, сбиваясь, принялась зачитывать список.

Её трясло, сердце то и дело сбивалось с ритма, хотя таблетки с утра она выпила. Не слыша со стороны батюшки ни вздоха укора, старушка продолжала читать. Наконец мука закончилась, и священник забрал у неё измятый листок.

— Вы сможете выстоять службу? — разрывая бумажку и возвращая ей, поинтересовался батюшка.

— Я завтракала, — призналась Зоя Ивановна, прекрасно зная, что к Чаше подходят натощак. Старушка не удержалась и, словно в оправдание, добавила, — Мне, чтобы принять лекарства, обязательно надо поесть.

— Ничего страшного. Я вас, матушка, благословлю и так Причаститься.

Он накинул ей на голову епитрахиль и прочитал разрешительную молитву. Зоя Ивановна, следуя указаниям священника, перекрестилась и поцеловала лежащие перед нею Крест и Евангелие, после чего батюшка не забыл её благословить.

Старушка не успела отойти, как около неё опять оказалась уже знакомая женщина. Она виртуозно провела Зою Ивановну между людей к иконе праздника. Пенсионерка без подсказки трижды перекрестилась и приложилась к иконе. После этого труженица храма довела её до скамейки, на которой уже сидели пожилая дама и молодая мамаша с ребёнком лет пяти.

— Присаживайтесь, и не волнуйтесь, молиться можно и сидя, — дружелюбно улыбнулась её провожатая.

Зоя Ивановна, поглощённая той бурей чувств, что всколыхнулись в душе, лишь молча кивнула. В зажатой руке всё ещё были обрывки её позорного списка, из-за которого она чуть не сгорела со стыда на своей первой в жизни исповеди. Но тяжелее всего было признать, что весь этот список и был её прожитой жизнью.

И всё же в её душе появилась необъяснимая радость. Радость прощения, осознание, что хоть раз в жизни у неё нашлись силы поступить правильно и прийти в церковь. Так она и просидела, пока вновь не появилась негласно взявшая её под опеку женщина и, приобняв за плечи, не поставила её в очередь к Чаше, попутно показав, как правильно скрестить руки.

Выходила из церкви Зоя Ивановна совсем иной, нежели пришла сюда пару часов назад. Её старческое лицо озаряла улыбка, и хоть морщины от этого проступили чётче, на вид пенсионерка будто помолодела. Опираясь на клюку, и дивясь тому миру, тому ликованию, что поселились в душе, почти не ощущая своей немощи, Зоя Ивановна засеменила домой.

В эту ночь она уснула, как только голова её коснулась подушки. И, впервые за многие годы, видела сны…

Фонарик

У Никиты было настоящее сокровище — фонарик, который подарил ему папа. Но это был не обычный фонарик, работающий от батареек или даже заряжающийся от сети, это был светодиодный электродинамический фонарик, «Жучок» — как называл его папа. Чтобы его зарядить, необходимо было несколько раз нажать на ручку. Светил он очень ярко! Но особенно дорог мальчику был фонарь потому, что, однажды уронив его, он сам, без помощи отца, смог его починить: вставил отошедшую шестерёнку на место, и динамо-машина вновь заработала.

И конечно же, когда родители повезли его в деревню к бабушке с дедушкой, где как раз гостил его двоюродный брат Петя, мальчик взял фонарик с собою.

Пётр был на три года младше него, но так как каждое лето они гостили у бабушки вместе, то, несмотря на разницу в возрасте, братья были дружны. Спали они на втором этаже, на переоборудованном под комнату дедом и отцом чердаке.

Естественно, в ту же ночь Никита похвастался необычной вещицей перед братом. Пётр был в восторге! Всю неделю по вечерам они только и делали, что по очереди игрались с фонариком, представляя себя то исследователями, то заблудившимися путешественниками, то шахтёрами.

Но вот наступили выходные, и за Никитой должен был в воскресенье приехать отец.

— Слышь, Никит, оставь мне свой фонарик, а, — попросил брат, когда они уже лежали в кроватях. — Обещаю, я его не сломаю. Ну, ты ведь всё равно через неделю вернёшься, а я боюсь темноты. С ним мне будет нестрашно.

Подросток, не ожидавший подобной просьбы и не желающий расставаться со своим сокровищем, отрицательно покачал головой: