Крик души - [13]

Разговоры по душам, на равных — у меня нет слов, чтобы выразить, как для меня тогда это было необычно и ценно. А потом наступила весна. Зная, что Тимофеич скоро уйдёт из посёлка, я купил небольшой фотоальбом и заказал два десятка специально отобранных мной фотографий (диск у меня так и остался). Я подарил ему альбом на Пасху, которая в этом году была рано, в самом начале апреля.

Снег стаял, и как-то после школы я обнаружил дверь его дома закрытой на навесной замок. Он ушёл, даже не предупредив и ничего не сказав напоследок. Пнув от обиды дверь, я собрался было уйти, но неожиданно заметил на полу веранды, прямо под окном, адресованный мне конверт и мою старую флэшку.

Я развернул и прочитал письмо. Не буду приводить здесь его текст — это личное. Но в двух словах скажу: в письме Тимофеич выражал сожаление столь быстрым отбытием и ещё раз благодарил за подарок:

«…Я ведь намеренно не тратился на печать фотографий, — писал он в прощальном письме. — Я дал себе слово расходовать деньги только на необходимое, раздавая излишки…»

Он писал, что отправился в Троице-Сергиеву Лавру, до которой надеялся добраться до Пятидесятницы, потом его путь пролегал на Соловки…

Он продолжил свой великий паломнический путь длиною в жизнь. И я от всего сердца рад, что удостоился быть его другом.

Раба живота своего

Больше всего на свете Светлана любила хорошенько поесть. Особо женщина ни дня не могла прожить без сладкого и мяса: воздушные зефирки, запечённая в духовке курочка с аппетитно-хрустящей корочкой; шоколадные трюфели, разнообразные пирожные, жаренные котлетки…

Света жила небогато, не могла позволить себе чёрной икры или сёмги. Но в остальном она себя не стесняла: на последние деньги могла купить вместо хлеба и молока мешочек конфет. И всё же в глубине души она понимала, что это неправильно. На исповеди первым, а иногда и единственным, грехом стояло «чревоугодие». Естественно, ни о каких постах и речи быть не могло: максимум, продержится день, а потом опять объедается вкусностей.

От природы Света не была худышкой, а бесконечные лакомства и почти полное отсутствие физической нагрузки (работала она в офисе секретарём, и большую часть времени проводила за компьютером) привели к соответствующим результатам: сначала стрелка весов превысила 70 кг, затем 80, а теперь её вес приближался к 90! Подобная ситуация очень расстраивала Светлану, но она ничего не могла с собою поделать: стоило ненадолго отказаться от сладостей или чуть уменьшить свой рацион, и Света чувствовала слабость, становилась раздражительной и нервной.

И всё же она не сдавалась. Сколько бы раз за пост она не срывалась, упорно начинала сначала. Она много читала и знала, что стоит начать, и Господь обязательно даст силы справиться, преодолеть искушения. Но особых сил не появлялось. «Ничего, — говорила себе в минуты отчаяния Света. — С какой это радости Бог обязан мне помогать? Раз я не могу элементарно сказать „Нет“ своему желудку, то разве есть во мне хоть капелька веры?». И она неустанно продолжала борьбу.

Среда, постный день. «Иуда сегодня предал Христа, — помолившись и накладывая себе завтрак, размышляла Света. — Разве хоть в этот день я не могу потерпеть?». Но вечером, изголодавшись за день, она вновь набрасывается на тушёные рёбрышки и с наслаждением пьёт чай с рулетом, только потом вспоминая свои правильные утрешние мысли. «Хоть на лбу себе пиши» — в огорчении отодвигает она от себя уже пустую тарелку.

Пятница. «В этот день Иисус умирал, — с благоговением смотря на икону Спасителя, думает Света. — Будь я там, с Его Матерью, с Его учениками, разве мне вообще захотелось бы есть?». И опять, несмотря на самовнушение, ничего не выходит: уже в обед в кафешке она заказывает, по примеру коллег, блинчики с вареньем.

— Господи, дай мне веру! Я ведь правильно мыслю, но, видать, мысли мои так далеки от сердца, что ничего путного не выходит, — стоя вечером на коленях перед иконами, шепчет Светлана, вытирая рукою выступившие на глаза слёзы горечи.

Да, это были именно слёзы от осознания собственного бессилия. Света слышала о покаянных слезах, но душа её была черства, а сердце за годы безбожия окаменело и было неспособно на такой подвиг. Но Света продолжала считать себя излишне чувствительной и ранимой натурой: ведь она так сопереживала героям романов, что с упоением проглатывала не хуже пирожков; она плакала при особо лирических сценах любимых телесериалов и фильмов; рыдала в подушку ночами, упиваясь саможалением.

Но всё же, видя её искреннее желание измениться, Господь не оставил её просьбу о вере без ответа.

Заснув в эту ночь, Света увидела сон:

Она ехала в электричке. Долго ехала, наблюдая в окно за дорогой. Вот и её остановка. Взяв сумочку, женщина вышла на пустынную платформу. Она шла и шла, приближаясь к каким-то развалинам. Устав и присев отдохнуть, Света оглянулась и вдруг заметила богатый угощениями стол. Забыв обо всём, женщина поспешила к столу. Но стоило подойти ближе, как её чуть не стошнило: прекрасные на вид кушанья в мгновение ока истлели и превратились в кишащее личинками и червями гнильё.