Крибли-крабли-бумс - [7]

Пока я спускалась вниз по крутой улице мимо кладбищенских нищих и старух с первыми подснежниками, я все пробовала на язык это слово: "подзахоронить", — и все получалось не очень уж и страшно, а так — по-житейски, по-деловому — "matter of business".

— Из точки А в точку Б вышел поезд… То есть поезд — это я. Когда вернусь я в начальный пункт? — спрашивала я себя и отвечала: Когда вернусь, тогда вернусь, а пока что место возле бабушки мне обеспечено…

Уже неделю жила я в квартире, где родилась. У Леськи телефон по-прежнему не отвечал, но однажды трубку взяла тетя Зоя и неожиданно сухо сказала:

— А где ты раньше была? Мы тут без тебя уже всю жизнь прожили!

На заднем плане слышался голос моего дружка. Похоже, что больше его не интересовала ни я, ни детство, ни наше близнячество-землячество. Он вырос — и был прав!

Я чувствовала себя сорокой-воровкой, задумавшей украсть, отвоевать себе место в их прожитой без меня жизни.

"Свято место пусто не бывает", — как говорила нянька, и мое законное место давно и бесследно исчезло. Я осталась одна — зазевавшееся дите на перекрестке ветров, времени и пространств. Не объяснять же всем, что прошла я длинный путь, насытилась жизненными впечатлениями, подсчитала потери… Круг замкнулся, сюжет закольцевался, я вернулась назад, готовая снова войти в ту же реку, притормозить время, оживить минувшее и, наконец, окончательно договориться с судьбой на правах выжившей из ума дамы.

Мне стало невыносимо грустно. Все не имело смысла. Дальше был только повтор и тиражирование, а рутина была не для меня.

Я улеглась на бугристый диван, оставленный предыдущими хозяевами, и решила больше не вставать — объявить, так сказать, голодовку в знак протеста против настоящего и будущего, в защиту минувшего! Я часами разглядывала белый куб под потолком, временами проваливаясь, но потом снова выплывая, и куб был на месте. Этот небольшой кубический отросток, вероятно, закрывающий часть каких-то коммуникаций, в детстве был предметом моей гордости. На весь многоэтажный дом только у нас в квартире был такой незаурядный предмет, который я отчетливо помнила в связи со смертью Сталина.

Трехлетняя девочка сидела в манеже, который построил пленный немец. (Невероятно, но она помнила его костлявое лицо и запах стружки). Уже давно она научилась ходить, но отдавать манеж не разрешала — замкнутое его пространство вселяло чувство надежности и безопасности. Луч солнца, преломившись в подвешенной на окне призме, весело метался цветным горохом по полу и потолку, по кубу и по красавице-маме. Она сидела на полу перед россыпью цветных лоскутов и катушек. Не очень умелая, шила она траурные повязки, потому что накануне умер Сталин.

Потом девочку одели, на рукав кроличьей шубки повязали черную с красным повязку, и они с няней пошли гулять — вверх и вниз по крутым киевским горкам, мимо черных стволов каштанов, пропитавшихся за зиму тяжелой влагой. По дороге попадались дети с такими же повязками, и девочка впервые засомневалась в своей исключительности.

Однажды мне померещилось, что в ногах сидит Леська. Он не был бородатый — отчего неузнаваемый, а белобрысый с печальными сквозными глазами, — я видела даже угол коридора сквозь них. Когда же он превратился в сизый дымок, я поняла, что брежу.

Я заставила себя очнуться и, увидев истощенную руку, не руку даже, а косточку, поняла, что конец не за горами.

Вдруг, крибли-крабли-бумс, чего только в жизни не бывает, по стенам и кубу заплясали цветные зайчики. Прошло больше полувека, а призма, которую отец принес с завода, так и висела на окне все эти годы. Вероятно, в дни "умирания" небо было пасмурным, и призма осталась незамеченной. Не было ли это знаком, которого я дожидалась столько лет?!

Как бы там ни было, но умирать мне надоело. Да, да, я передумала!

— В конце концов смерть никуда не денется, а "кино" надо досмотреть, — решила я и начала смеяться…

Я оделась и побросала вещи в чемодан. Мобильный до сих пор хранил заряд, и я вызвала такси, после чего телефон окончательно вырубился.

Пока машина не пришла, я порылась в коробках, оставленных на выброс, нашла поломанные плоскогубцы и, взобравшись на табурет, ударила по кубу. Потревоженные горошины заметались по рукам, а куб неожиданно легко раскололся и оказался полым, то есть не нес никакой функциональной нагрузки!

Я сняла призму с окна и положила в сумку вместе с кошельком и американским паспортом. Не дожидаясь лифта и даже не взглянув на Леськину квартиру, я спустилась вниз и села в машину. Попросив у таксиста телефон, я позвонила в агентство и договорилась, что с сегодняшнего дня квартира выставляется на продажу — контрактами обменяемся по Интернету.

В аэропорту мне несказанно повезло, и через три часа я уже летела над Атлантикой…

Обгрызенный каштан

В будущем я оказалась долгожительницей. Когда погода хорошая, нанятая детьми компаньонка выносит меня в сад, укрывает пледом, и я лежу до самой темноты, а иногда до рассвета под разросшимся старым каштаном. Помните, тот самый каштан, который никто не сажал?!

Несмотря на все разочарования в ожидании знака судьбы, этот каштан является лучшим доказательством, что все это мне не приснилось.