Крейсера. Ступай и не греши. Звезды над болотом - [96]

Шрифт
Интервал

— Хорошо, — невозмутимо ответила женщина и не тронулась с места, пока не допила крюшон. — Теперь следуйте со мною, — поднялась она, — и рассказывайте что-либо смешное…

Незнакомка провела мичмана в отделение первого класса; одна из смежных кают служила ей спальней.

— Сразу раздевайтесь и ложитесь, — указала она.

Очень громко щелкнули резинки ее корсета, отлетевшего в сторону, как унитарный патрон от боевого снаряда. В двери уже стучали — полиция! Панафидин затих под пунцовым одеялом, а его спасительница, чуть приоткрыв двери, позволила японцам убедиться в своей наготе.

— Но я уже сплю, — сказала она, — и было слышно, как, звеня саблями, японские полицейские проследовали далее…

Наступила тишина. Женщина тихо легла рядом.

— Как вас зовут? — спросил Панафидин.

— Дженни…

За бортом громко всплеснули воду швартовы, отданные с берега, внутри «Прованса» бойко застучала машина.

— Я вам так благодарен, — сказал мичман.

— Все это очень забавно, — ответила Дженни, закидывая руку, чтобы обнять его. — Но во всем этом есть одна незначительная подробность, которая все меняет…

— Что же именно?

— Я никогда не была во Владивостоке…

И, сказав так, она вонзилась в мичмана долгим и пронзительным поцелуем. Это была уже не Виечка — с ее регламентом в три секунды.

* * *

Русский консул в Шанхае не выразил восторгов от рассказа мичмана Панафидина о своих приключениях.

— Не понимаю, ради чего вам пришло в голову рисковать, если мир уже подписан? Через месяц-другой вы были бы депортированы на родину в официальном порядке. Все русские любят взламывать двери, которые легко открываются обычным поворотом ручки. Впрочем, садитесь, господин мичман…

Он сказал, что известит посольство в Пекине о его появлении, денег на дорогу выдал только до Владивостока:

— Как-нибудь доберетесь. Желаю доброго пути…

Владивосток ничуть не изменился за время его отсутствия. Но Скрыдлова не было, адмирала отозвали в Петербург для работы в Главном Морском штабе, вся морская часть теперь подчинялась Иессену. Сергей Николаевич решил, что сначала ему надобно навестить вдову каперанга Трусова.

Конечно, предстояло выдержать очень тяжелую сцену, но Панафидин принес в дом Трусовых и радостную весть для матери — ее сын жив, вот его чемодан, вот на мне, сами видите, его же костюм, возвращаю его любимый галстук. Вдова не стала выпытывать у него подробности гибели мужа на мостике «Рюрика», за что Панафидин остался ей благодарен.

— Эти проклятые крейсера, — сказала она за чаем. — Недаром я всегда их боялась. Холодные, железные, страшные, негде повернуться от тесноты… Куда же вы теперь, мичман?

— На крейсера! — отвечал ей Панафидин.

Иессен встретил мичмана приветливо:

— Но я должен сразу предупредить вас, что русский флот пережил такую страшную катастрофу, после которой не осталось кораблей, зато образовался излишек офицеров. Вакансий нет! Впрочем, — добавил контр-адмирал, — я не стану возражать, если кто-либо из командиров крейсеров похлопочет передо мною о зачислении вас в экипаж сверх штата…

Флагманская «Россия» тихо подымливала на опустевшем рейде, но там был уже другой командир; «Громобой» попал в капитальный ремонт, а из впадины дока еще торчали мачты «Богатыря». В отделе личного состава сидел незнакомый каперанг и чинил гору исписанных карандашей, вкладывая в это дело всю свою широкую русскую натуру. Казалось, навали тут карандашей до колена, он их все перечинит. Панафидин сказал, что, очевидно, сейчас существует некая «очередь» на крейсера, а потому он согласен, чтобы его в этой «очереди» учитывали:

— Я бежал из плена. И чист аки голубь.

— Вот вы бегаете, а нам лишние хлопоты. Я вас на учет не могу поставить, пока не придут документы.

— Откуда?

— Из Японии, конечно. Надо же нам знать, сколько вы там пробыли, чтобы соблюсти законность в жалованье. Плохо, что вы не дождались организованной отправки на родину.

— Чем же я виноват, что стремился на родину!

— Могли бы и потерпеть. Теперь же до прибытия из Токио нужной документации я вас в экипажи крейсеров не запишу…

Панафидин пошел к дверям, но вернулся:

— Простите, что отрываю вас от серьезного дела. За предпоследний поход на «Рюрике» я был представлен к Владимиру… кажется, даже с мечами и бантом. Что в Петербурге? Утвердили там мое представление к ордену или нет?

— Насколько мне помнится… Как ваша фамилия?

— Панафидин. Сергей Николаевич Панафидин.

— Нет. Ваше имя мне не встречалось…

Мичман вышел из штаба на Светланскую как оплеванный. В самом-то деле! Стоило ли ему так мучиться, дважды свершив побег, чтобы здесь, уже дома, с разбегу напороться на острые копья бюрократических карандашей? Очень не хотелось бы ему обращаться к помощи Стеммана, но все-таки, пересилив себя, он поехал в доки. «Богатырь» тяжко осел днищем на распорках киль-блоков, пробоины в его корпусе, заживленные деревом, требовали покрытия листовой сталью, которой — увы! — на складах порта не оказалось. Крейсер, когда-то образцовый чистюля, теперь выглядел захламленным, красные пятна ядовитого сурика на его бортах казались незабинтованными ранами…

— Да, да, войдите! — отозвался на стук Стемман.

Под стать крейсеру выглядел и командир его, еще больше облысевший, увядший, с мешками под глазами. Одетый в будничный китель, каперанг как-то померк среди убранства своего салона, где от старых времен еще гордо сверкали зеркала, лоснился лионский бархат постельных ширм и обивки мебели.


Еще от автора Валентин Саввич Пикуль
Каторга

Роман «Каторга» остается злободневным и сейчас, ибо и в наши дни не утихают разговоры об островах Курильской гряды.


Пером и шпагой

Из истории секретной дипломатии в период той войны, которая получила название войны Семилетней; о подвигах и славе российских войск, дошедших в битвах до Берлина, столицы курфюршества Бранденбургского; а также достоверная повесть о днях и делах знатного шевалье де Еона, который 48 лет прожил мужчиной, а 34 года считался женщиной, и в мундире и в кружевах сумел прославить себя, одинаково доблестно владея пером и шпагой…


Баязет

«Баязет» – одно из масштабнейших произведений отечественной исторической прозы. Книга, являющая собой своеобразную «художественную хронику» драматичного и славного эпизода истории русско-турецкой войны 1877—1878 гг. – осады крепости Баязет.Книга положена в основу сериала, недавно триумфально прошедшего по телевидению. Однако даже самая лучшая экранизация все-таки не в силах передать талант и глубину оригинала – романа В. Пикуля…


Богатство

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фаворит

роман «Фаворит» — многоплановое произведение, в котором поднят огромный пласт исторической действительности, дано широкое полотно жизни России второй половины XVIII века. Автор изображает эпоху через призму действий главного героя — светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, фаворита Екатерины II; человека сложного, во многом противоречивого, но, безусловно, талантливого и умного, решительно вторгавшегося в государственные дела и видевшего свой долг в служении России.


Нечистая сила

«Нечистая сила». Книга, которую сам Валентин Пикуль назвал «главной удачей в своей литературной биографии».Повесть о жизни и гибели одной из неоднозначнейших фигур российской истории – Григория Распутина – перерастает под пером Пикуля в масштабное и увлекательное повествование о самом парадоксальном, наверное, для нашей страны периоде – кратком перерыве между Февральской и Октябрьской революциями…


Рекомендуем почитать
Песенка для Нерона

Все это правда — и все ложь; факты одни и те же, но слегка различается интерпретация — и пара прилагательных превращают золотой век в царство ужаса. Защита примет некоторые доводы обвинения. Обвинение согласится с некоторыми аргументами защиты. Единственное, чего ни в коем случае не допустит ни защита, ни обвинение, так это чтобы ты поверил, что правда все — и все хорошее, и все плохое — и что человек может быть и хорош, и дурен в одно и то же время, и способен переходить из одного состояния в другое с той же скоростью, с какой гонец снует туда-сюда, доставляя поручения.


Драма на Лубянке

Историческая повесть с мелодраматическим сюжетом из времен Отечественной войны 1812 г. Задолго до наступления Наполеона на Россию французские агенты влияния прибыли в Москву с намерением вести агитацию в пользу Бонапарта и разузнавать политические взгляды жителей Первопрестольной. Здесь шпионские дела странным и драматичным образом сплелись с жизнью автора широко известных лубочных книг Матвея Комарова…


Бич Божий

Исторический роман в трех частях из жизни древних славян. Автор исходит из современной ему гипотезы, предложенной И. Ю. Венелиным в 1829 г. и впоследствии поддержанной Д. И. Иловайским, что гунны представляли собой славянское племя и, следовательно, «Бич Божий» Аттила, державший в страхе Восточную и Западную Римские империи, — «русский царь».


Старинная гравюра

Драматичная повесть белорусского писателя о Российской империи времен крепостничества, о судьбах крепостных балерин, принадлежавших шкловскому помещику Семену Зоричу.


Еретик

Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.


Призраки мрачного Петербурга

«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.


Путь Грифона

Сергей Максимов – писатель, поэт, режиссер, преподаватель Томского государственного университета. Член Союза писателей России, многократный лауреат фестивалей авторской песни.Гражданское противостояние между двумя войнами.Завершение истории «колчаковского золота».Отвага и честь. Человечность в нечеловеческих условиях.Сила духа и стойкость под трагическими ударами эпохи.Любовь и предательство. Преданность и верность.Череда испытаний послереволюционных и предвоенных лет.Воинский долг как мерило человеческого и офицерского достоинства.Вожди и рядовые.


Псы господни

Россия, истерзанная безумным Иваном Грозным, измученная опричниной Испания, выжженная кострами инквизиции – опоры трона Филиппа II Страшное время религиозной истерии и болезненного распутства, бесконечных войн, казней.


Адъютант его превосходительства. Том 1. Книга 1. Под чужим знаменем. Книга 2. Седьмой круг ада

Павел Кольцов, в прошлом офицер, а ныне красный разведчик, становится адъютантом командующего белой Добровольческой армией. Совершив ряд подвигов, в конце концов Павел вынужден разоблачить себя, чтобы остановить поезд со смертельным грузом…Кольцова ожидает расстрел. Заключенный в камеру смертников герой проходит семь кругов ада. Но в результате хитроумно проведенной операции бесстрашный разведчик оказывается на свободе. Он прощается, как ему кажется, навсегда со своей любовью Татьяной и продолжает подпольную работу.


Честь имею

«Честь имею». Один из самых известных исторических романов В.Пикуля. Вот уже несколько десятилетий читателя буквально завораживают приключения офицера Российского Генерального штаба, ставшего профессиональным разведчиком и свидетелем политических и дипломатических интриг, которые привели к Первой мировой войне.