Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма - [35]

с народом»^{226}. В Саратовской губернии распространялся слух, что царь в связи с женитьбой наследника дал обещание улучшить положение крестьян, для чего распорядился «наделить всех крестьян землей по четыре десятины на душу каковая земля должна быть отобрана от помещиков». Там же крестьяне говорили, что «с весны 1895 г. по распоряжению… государя-императора… будет отбираться земля от всех помещиков и распределяться поровну между крестьянами». Во время всеобщей переписи населения 1897 г. в Поволжье прошел слух, что «после переписи всех господ сошлют в одну губернию, где нарежут им землю и лес, а крестьянам отрежут землю здесь… тогда им будет житье хорошее»^{227}. Во время русско-японской войны крестьяне говорили, что война с Японией началась по инициативе помещиков с целью истребления половины населения. Помещики имели в виду, что после этого земли хватит на оставшихся в живых. Поэтому крестьянам на войну идти не стоит, так как земли им не дадут. «Нужно сперва послать на войну господ, — говорили они, — потому что у них земли много»^{228}.

В концентрированном виде требования поволжской деревни к власти были изложены в крестьянских наказах Государственной думе. Развернувшееся в Поволжье в годы первой русской революции приговорное движение — красноречивое свидетельство того, что крестьянство предпочитало мирный путь разрешения насущных проблем, и лишь не получив поддержки властей, использовало другие средства, на первый взгляд, создававшие видимость бессмысленного бунта.

Земские деятели Самарской губернии А.А. Васильев и В.А. Кудрявцев, собравшие наказы крестьян губернии и опубликовавшие их в специальном сборнике, констатировали: «ни одно из сословий, ни одна из общественных группировок так не осознала значения Государственной думы, не учла переживаемого момента и не стремилась использовать новое учреждение, как крестьянство, как та простая, лапотная и сермяжная Русь, для которой Дума являлась последним прибежищем… Мы не ошибемся, если назовем крестьянские наказы отчаянным воплем, вырвавшимся из человека в минуты, когда он уже очутился на краю бездны, пропасти»^{229}.

Практически во всех наказах крестьяне требовали отмены частной собственности на землю, безвозмездного отчуждения (конфискации) помещичьих, казенных, удельных, монастырских, церковных земель и передачи их в руки народа. В наказах специально оговаривалось, что земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает собственным трудом. Аналогичные требования выдвигались крестьянами и осуществлялись на практике в ходе открытых выступлений^{230}. Такова была программа крестьянской революции по главному ее вопросу — вопросу о земле.

Революция 1905–1907 гг. продемонстрировала глубину пропасти, образовавшейся между крестьянством и самодержавием. Самым очевидным ее показателем стали зарева горевших по всему Поволжью помещичьих имений. Динамика поджогов помещичьих имений, самого распространенного вида крестьянского движения в пореформенный период, — наилучший, на наш взгляд, показатель нараставшего протеста, предвестник крестьянской революции. Сначала тлеющий уголек, потом костер, и, наконец, бушующее пламя. Как известно, жгли не только и не столько ради грабежа, а ради достижения главной цели — изгнания из деревни помещика.

Таким образом, с одной стороны — мирные средства борьбы, а с другой — революционное насилие. И их соотношение, как хорошо показывает конкретный ход крестьянского движения в годы первой революции, определялось не дикостью крестьян или другими факторами психологического, личностного плана, а политикой власти. Крестьянские наказы, решения Всероссийского крестьянского союза не были услышаны самодержавием, и революционное насилие явилось закономерным ответом деревни на глухоту и слепоту власти^{231}. Как сказано в Библии: «Зло порождает только зло». Так же и в годы революционных потрясений одно насилие порождало другое, не решая при этом коренных проблем, их обусловивших. В Поволжье сыновья выпоротых в годы первой русской революции и расстрелянных карателями отцов не забудут этого и в 1917 г., пройдя фронты империалистической войны, осуществят в своих деревнях то, что не удалось сделать в 1905–1907 гг. Гвардией крестьянской революции станут и крестьяне, разоренные столыпинскими законами.

Последним шансом императорской России разрешить крестьянский вопрос стала столыпинская аграрная реформа. Можно долго спорить о ее результатах в Поволжье и России в целом, но очевидным, на наш взгляд, является факт неприятия реформы основной массой крестьянства в традиционных районах помещичьего землевладения в силу того, что она, как справедливо и очень точно заметил А.М. Анфимов, стала для крестьян «реформой на крови», т. е. проводимой в интересах сильных за счет слабых, не затрагивающей основ помещичьего землевладения. Идея такой насильственной зачистки деревни в условиях малоземелья и сохранения помещичьих прав на землю вызвала вполне адекватную реакцию большинства крестьян. Массовый бойкот выборов представителей от крестьян в землеустроительные комиссии (в Поволжье 30% крестьянских сходов бойкотировали эти выборы), моральный террор выделенцев, многочисленные факты насильственных действий общинников по отношению к хуторянам и отрубщикам — такова реальная картина жизни поволжской деревни в годы столыпинской реформы. За девять лет, с 1906 г. по 1915 г., в поволжских губерниях вышло из общины около