Крестьянский сын, дворянская дочь - [19]

— Спасибо за честность, Николаша! — с чувством ответила девочка. — Но если твое чувство честное, то ничего плохого мы не делаем, правда, ведь?

— Правда!

И они поцеловались, в первый раз по-настоящему. Понравилось. Теперь они как будто невзначай во время прогулок стремились оказаться в уединенном месте города. Чтобы вновь испытать и волнующее чувство нового, и необычную близость, возникшую между ними.

* * *

С того самого памятного разговора на квартире у Николкиного брата в их отношения незримо влез не в меру галантный поляк. Во-первых, он посеял немалую толику сомнений в их версию происхождения семейной реликвии Воиновых. Тем не менее, несмотря на убойные аргументы Колоссовского, они решили не спешить отказываться от своих убеждений:

— Мой дедушка не врун и не фантазер, а он определенно считал свой меч именно знаменитым мечом Тамерлана, — горячилась Наталья. — Помнишь, он говорил нам об этом, когда показывал клинок. Значит, у него были на то основания, какие-то аргументы о которых нам просто еще неизвестно.

— Эх, взглянуть бы на него хоть одним глазком, — мечтательно говорил Николка, юноше казалось, что стоит меч увидеть, как все станет ясно. — Жаль, что тогда мы были маленькими.

— Я же уже не раз говорила тебе, что это невозможно, московский дом и все имущество в залоге у банка. Папа летом собирается в Москву, решать вопрос с наследством, обещал и нас с мамой с собой взять, если экзамены хорошо сдам.

— Сдашь! — убежденно сказал Николка. — А ты знаешь, рукопись как-то внезапно обрывается. Или есть продолжение, либо неизвестный автор просто не успел ее дописать.

— Это все, что я нашла, больше ничего нет!

— Мне одна мысль в голову пришла, что инженер только запутал нас с множеством мечей. Какой церемониальный меч! Мастер выковал его специально для битвы с османами, это ясно из текста. Тем более, что Тамерлан вскоре умер, значит, этот меч был ПОСЛЕДНИМ, и никаких других у него не было.

— Если суждено мне попасть в наш Московский особняк, то все обыщу. — пообещала девочка.

А еще волей или неволей, но после той встречи Наталка и инженер стали видится гораздо чаще. Казимир отметил девичье увлечение общественными вопросами и почел своим долгом заняться политическим образованием девушки. Они много беседовали на политические темы, инженер снабжал Наталку литературой, не всегда, кстати, легального характера. И, в конце концов, привлек девушку к участию в одном из многочисленных кружков, которыми был переполнен в ту пору любой губернский город. Наталка видела, что Николке претят ее частые свидания с поляком помимо него, но поделать с этим уже ничего не могла. А у парня хватило проницательности не высказывать открыто свою ревность, пряча ее за беспокойством о безопасности любимой.

— Да ты дундук какой-то, — смеясь, парировала Наталка, ей было непонятно упорство Николки, неизменно избегающего острых тем, — Лучше в ближайшую субботу пойдем, сходим на кружок вместе, у нас многие девочки посещают, да и ваших я там видела.

— Да что я там не слышал, песни будете орать, да лозунги произносить: «Долой царя!», «Свободу рабочему классу и крестьянству!», «Долой эксплуататоров!». Все это я уже знаю от Колоссовского. Так и братьев моих с батей в эксплуататоры запишите.

— Конечно! Твой отец с твоим старшим братом — сельский богатей, кулак, который эксплуатирует своих односельчан. А средний — городской буржуа.

— А ничего, что батя мой горбатился всю жизнь, бурлацкую лямку тянул? А брат — у наковальни стоял, пока дела не пошли, и сейчас нет-нет, да возьмет в руки молоток и сам встанет у наковальни, особенно если заказ срочный или важный. — кипятился Николка. — Да и что, они насильно заставляют работников на них работать, тем более они деньги за это получают. Вон Кирюха, что у нас молотобойцем, отмахал молотком и свободен, а у брата — и о заказах, и о барышах, и о развитии голова болит, он за все в ответе, в том числе и за то, чтобы у Кирилла копейка в кармане лежала и на бублики, и на рубаху, и на девочек. Не спорю — тяжко цельный день кувалдой махать, сам машу — знаю. Но смена кончилась и Кирюха уже в начищенных сапогах и с гармошкой с барышнями по бульвару гуляет, а брат — то с инженером, то с приказчиком сидит допоздна. Вот раньше — неволей на помещиков спину гнули, задаром, впрочем, Вы, мамзель, из дворян, кому как не Вам знать!

Теперь пришел черед обидеться Наталке:

— Ишь какой! Нашел чем попрекать! А знаешь, сколько революционеров из дворян вышло? А Софья Перовская? А декабристы? Я может и в кружок стала ходить, чтобы искупить вековую вину дворянства.

— Да я то что? Я ничего, я просто за тебя волнуюсь, Наташка! — попытался включить задний ход Николка.

Но было уже поздно, Наталку понесло:

— Раньше дворяне всю жизнь служили, только под старость лет в своих поместьях и проживали, будучи списанными за дряхлостью и немощью. Им и поместья-то давали, чтобы прокормиться могли, денег тогда у государства мало было, а товаров не было совсем. В технике-то разбираешься, а политэкономию совсем не знаешь, а она, друг мой, всему голова. Ее даже Пушкин уважал. Надо будет сказать Казимиру, пусть займется твоим образованием, хотя бы «Капитал» Маркса дал прочитать, он всем экономам голова, сразу взглянешь на мир другими глазами.