Крестовый поход в лабиринт - [73]

– А як же! – с достоинством ответила Наташка. – Отлично знакомо, только заочно. Бог миловал, мы не присутствовали на публичном сожжении Великого магистра вместе со старым другом и соратником. Костер инквизиции разожгли без нас… – Подруга нахмурилась и добавила: – И наверное, без спичек!

– Рад за вас. – Ехидная усмешка на устах душеприказчика угасла. – Там и так народу хватало, причем не только его врагов. Знаете последние слова Великого магистра?

– Аяк же… – Подруга замешкалась, но тут же нашлась: – Ирина Санна, доложи обстановку.

– Да кто ж этого не знает, – вздохнула я, очередной раз вспоминая пачки газет, сдаваемых в пункт приема макулатуры за право стать счастливой обладательницей серии книг Мориса Дрюона. – После того как Великий магистр разделся и позволил привязать себя к позорному столбу, он помолился, а когда языки пламени взметнулись вверх, прозвучали его проклятья. Великий магистр пообещал Папе Клименту Пятому, королю Филиппу и канцлеру Гийому де Ногарэ, что не пройдет и года, как он призовет их к ответу на суд Божий, после чего проклял самих мучителей и весь их род до тринадцатого колена.

Реакция душеприказчика на мои слова была совсем не та, которую я ожидала. Не выражая никакого изумления по поводу моей «макулатурной» начитанности, он просто сидел и внимательно слушал. И даже не воспользовался моей вынужденной паузой – терпеливо ждал продолжения. Ну я и продолжила. Сначала немного запинаясь, потом увлеклась…

Проклятья Великого Магистра начали сбываться уже через месяц после казни. Первым в порядке очередности умер папа Климент, от банальной дизентерии. Дорогостоящее лекарство не помогло… Вернее, помогло ускорить конец, ибо лечили папу толчеными изумрудами. За Климентом Пятым в страшных муках преставился Гийом де Ногарэ, затем наступила очередь короля. Последняя в его жизни охота окончилась неудачным падением с лошади и, разумеется, смертью. После небольшой передышки смерть снова взяла реванш – один за одним умирали наследники Филиппа Красивого, вплоть до этого самого тринадцатого колена. Сама Франция более чем на сто лет погрузилась в пучину кровавых войн. Народ, как известно, всегда и во всех случаях виноват. Хотя бы в том, что позволяет задурить себе голову. Спустя пятьсот лет после казни, история поставила точку на взаиморасчетах Великого магистра со своим бывшим главным врагом. Парижские революционеры казнили последнего отпрыска королевской династии – Людовика Шестнадцатого, заключенного до момента казни в тот же самый замок Тампль, где в свое время мучился Жак де Моле со товарищи…

Я смолкла, не зная, о чем еще рассказывать дальше. И так вышла за пределы Дрюона. Господин Ковач посматривал на меня уже без интереса, но с явным уважением.

– Ну и каково же ваше мнение по поводу точности реализации проклятий Великого магистра?

– Но я же не эксперт, а обыкновенная любопытная дилетантка. Налицо мистическое развитие событий, но нельзя исключать и рукотворность некоторых моментов. Среди тамплиеров были классные специалисты, истинные мастера своего дела, всех ведь уничтожить невозможно. Кроме того, у тамплиеров всегда хватало тайных сторонников. Кто-нибудь из них вполне мог отправить на тот свет проклятую троицу злейших врагов Великого магистра. Да и наследников короля. Причем без всякой показухи, как говорится, тихо, без шума и пыли. Вот что касается Парижской революции и казни Людовика Шестнадцатого, то тут уж извините… и шума, и пыли хватало. Кажется, он был сам виноват.

– «О времена, о нравы!» – пафосно продекламировала Наташка. – Впрочем, ложными обвинениями и доносами история во все времена славилась. А нравы с каждым годом все хуже и хуже. Раньше в основном уничтожали друг друга за веру, сгребая по ходу дела в свои руки все награбленное, чтобы зря не пропало. В наши дни за что только не уничтожают! Даже за то, что не уступил дорожную полосу. Быстрый самосуд и никакого тебе сбора доказательств, что в процессе следования по трассе обидчик поклонялся голове Бахуса.

– Бафомета, вы хотели сказать, – живо откликнулся Альбрехт. Наташка собралась возразить, но я успела сделать ей «страшные глаза». С душеприказчиком устанавливались доверительные отношения, обрывать тоненькие ниточки доверия не следовало.

– Увы, инквизиторы отказались принимать на веру свидетельские показания о том, что голова Бафомета не что иное, как воплощение изображения лика Христа, отпечатавшегося на Туринской плащанице, либо скульптурное изображение усеченной головы Иоанна Крестителя. Зато сочинили собственную жуткую историю идола… Я вас не задерживаю? – любезно поинтересовался Альбрехт, усаживаясь поудобнее.

– Ну что вы!.. Нисколько. Нам торопиться некуда. – Наташка позволила себе одну из самых своих обаятельных улыбок во весь рот. – Я, можно сказать, временно на свободе, а Ирине вообще бежать некуда, она на своем месте. И к ужасам за последнее время мы с ней уже попривыкли.

Мне очень хотелось поскорее перевести разговор на интересующую меня тему, осторожно сославшись на занятость: в дверь без конца заглядывали сотрудники, пытаясь завязать разговор с помощью красноречивых жестов. На счастье, инквизиторская легенда оказалась короткой. В какой-то момент я невольно заподозрила, что потомки французских инквизиторов перебрались на ПМЖ в Россию, осев в следственном аппарате НКВД. В основу обвинения ложились совершенно бредовые сведения.