Крестовый поход на Россию - [62]
В результате, в окончательной разработке плана «стратегического развертывания» произошли серьезные изменения в сравнении с недавними, предшествовавшими ему, вариантами. Советское командование оставило идею ведения активных наступательных действий на финской территории.
В большей степени это было связано с реальными возможностями Вооруженных сил СССР в то время. Учитывалась, конечно, серьезная опасность возможного наступления из Финляндии финских и немецких войск на жизненно важные районы северо-запада и севера Советского Союза, однако не шли на то, чтобы реализовывать известное положение – «бить противника на его собственной территории». Главное, самое опасное для страны направление, совершенно обоснованно, считалось западное, где у границы с СССР явно концентрировались основные силы германской армии164.
Таким образом, объективно, к началу лета 1941 года реальная военная опасность на северо-западе существовала скорее для Советского Союза, нежели чем для Финляндии в случае начала здесь большой коалиционной войны. Именно Германия вместе с финскими вооруженными силами на этом направлении четко выступала как активная сторона в подготовке наступательной войны. Причем уже ни у советского, ни у финского руководства в данном случае не было никаких иллюзий.
В течение зимы – весны 1941 года заканчивался процесс детальной разработки конкретных немецко-финских наступательных операций. Тезис о «немецкой военной помощи в случае советского нападения на Финляндию», по выражению профессора М. Менгера, реально «стал фиктивным»165. Тогда координация наступательных действий двух армий была в стадии перехода от первых общих договоренностей между начальниками Генеральных штабов к непосредственному взаимодействию командования немецких войск в Норвегии и финских частей в этом регионе. Иными словами, планирование уже вступило в фазу разработки и подготовки конкретных боевых операций.
Что же касалось военного руководства Советского Союза, то оно, учитывая процессы, происходившие в Финляндии, готовилось лишь к отражению агрессии с ее территории. В политическом же плане прилагались усилия, направленные на то, чтобы сохранять с ней добрососедские отношения.
Тем не менее реалистическая оценка обстановки свидетельствовала, что на данном этапе война уже становится неотвратимой и произойдет в самое ближайшее время.
В конце апреля Гитлер окончательно определил дату нападения на СССР – 22 июня 1941 года. Тогда до этого дня оставалось менее двух месяцев. Естественно, что руководству Третьего рейха следовало уже спешно приняться за оставшееся время решать с Финляндией все проблемы, связанные с участием ее в войне. 30 апреля Гитлером было отдано распоряжение незамедлительно довести до конца «официальные переговоры об участии в войне против Советского Союза» финской армии166.
На следующий день, 1 мая, для начальника штаба вермахта генерала Йодля была составлена специальная памятная записка, в которой четко определялись задачи финских и немецких войск в момент начала войны и механизм взаимодействия германского и финского военного командования. Как считает профессор М. Ёкипии, этот документ должен был теперь стать общей основой для продолжения военных переговоров с Финляндией167. Одновременно в тот же день на совещании в главном штабе военного командования был рассмотрен график непосредственной реализации подготовительных работ по плану «Барбаросса». В порядке его осуществления отмечалось: «Совещание с Финляндией: Результаты утверждены фюрером согласно документу от 28.04.1941 года»168 Таким образом тогда, видимо, были подведены определенные итоги предшествующего военного планирования, которыми Гитлер был, очевидно, доволен.
Следующим шагом стало распоряжение В. Кейтеля пригласить из Финляндии в Берлин «уполномоченных» для продолжения германо-финских военных переговоров169. С целью же придания этому процессу более широкого характера и привлечения к нему представителей уже дипломатического ведомства 12 мая Йодль передал в министерство иностранных дел рейха информацию, что «настало время для детальных переговоров о военном сотрудничестве с Финляндией»170. Приглашение финляндской делегации для достижения окончательных договоренностей по военной линии решили поручить именно представителям МИДа. Так, постепенно приходила в движение громадная германская государственная машина, расчищая дорогу для последнего раунда финско-немецких переговоров.
20 мая из Германии в Хельсинки негласно прибыл посол для особых поручений Карл Шнурре. Целью этого визита являлась встреча немецкого дипломата с президентом Рюти. В ходе ее он должен был изложить суть своей секретной миссии. О его переговорах знали далеко не все даже из числа высокопоставленных чиновников финского МИДа. Исследователи же обращают внимание и на то, что по непонятным причинам об этой поездке нет донесений в финских архивных фондах, так же как о ней не упоминает в своих воспоминаниях и немецкий посланник В. Блюхер171. Все это, очевидно, было не случайно и требует внимательного рассмотрения.
По сохраняющейся еще версии суть проходивших переговоров заключалась лишь в том, что Шнурре при встрече с Рюти вел речь относительно опасности «возможного нападения СССР на Финляндию» и предложил «направить в Германию одного или несколько офицеров Генштаба для переговоров и координации военных действий на случай, если Финляндия окажется объектом нападения». Само предложение направить делегацию для ведения переговоров не вызывает никаких сомнений. Это, как известно, было одним из необходимых последующих шагов в продолжении финско-германского военного сотрудничества. Но кажется невероятным, чтобы за месяц до начала агрессии против СССР для Шнурре являлось центральным передать Рюти «предостережение Гитлера» об опасности нападения на Финляндию Советского Союза. Более того, удивительным стал и последующий ответ президента. Рюти сказал на столь устрашающие заявления Шнурре, что «Финляндия может и своими силами отразить нападение», но «будет очень рада, если в такой ситуации можно рассчитывать на помощь извне»
