Крестовые сёстры - [8]

Сожитель Еркина - Станислав конторщик, все равно как монтер Казимир, приятель Станислава, искони известны тем, что по ночам лазают по всем лестницам, и ни одна кухарка и никакая горничная, еще не было случая, чтобы устоять могла. И любой семеновец перед ними просто дрянь.

Свадьбы, покойники, случаи, происшествия, скандалы, драки, мордобой, караул и участок, и не то человек кричит, не то кошка мяучит, не то душат кого-то,- так всякий день.

"Бурков дом - сущая Вязьма!"

Так любили говорить на Бурковом дворе.

Квартира Адонии Ивойловны Журавлевой, хозяйки Маракулина, на черном конце дома, номер семьдесят девять.

В семьдесят восьмом - акушерка Лебедева. У акушерки в Рождественский пост шубу зимнюю меховую украли, а вора не нашлось, как в печке сгорело. Винили швейцара Никанора, что недоглядел, а где Никанору углядеть: он и день на ногах и ночью звонки, так круглый год. Конечно, умный вор - свой, ничего не поделаешь.

В семьдесят седьмом - тоже соседняя квартира - одно время жили два студента - Шевелев и Хабаров. На вид из состоятельных, и одевались они богато, и деньги вперед за месяц заплатили. Жили замкнуто, никто к ним не приходил, никаких гостей не бывало, не бывало и шуму в их квартире, прислуги своей не держали. Обыкновенно с утра они уезжали и лишь поздним вечером возвращались домой: занимались они сбором денег в пользу своих бедных товарищей, как сами объясняли, когда обходили со сбором бурковские концы - и парадный и черный. И только одно было от них неудобство: часто по ночам и не громко, но все-таки слышно они пели, и почему-то пели они панихиду - "Со святыми упокой" - "Надгробное рыдание" - "Вечную память". И ночное похоронное пение приводило соседей если не в трепет, то, во всяком случае, в некоторое волнение. И что же? Через какой-нибудь месяц оказалось, что вовсе они и не студенты и по фамилии не Шевелев и Хабаров, а Шибанов и Коченков - воры самые настоящие, а квартира их, как нежилая,- пусто, хоть бы стул какой безногий,- ничего, один стеариновый огарок в пивной бутылке да какой-то медный кран, больше ничего. А нагрели они немало, их и арестовали.

На место студентов в семьдесят седьмом поселились артисты - два брата Дамаскины: Сергей Александрович из балета - экзамен на двенадцать языков сдал и все законы произошел, как говорили по двору, и Василий Александрович, клоун из цирка, или клон по-бурковски: огоньки пускает и ничего не боится, на летучем шаре летал! Артистами называл артистов старший Михаил Павлович, проникшийся к братьям Дамаскиным каким-то необыкновенным и совсем не понятным для себя уважением, как к какому-нибудь братцу из Гавани.

* * *

Василий Александрович клоун - тело у него, как чайная чашка. Сергей Александрович - тоненький и аккуратный, как барышня шестнадцати лет, ходит - земли не касается, и крутой, как трехлетний ребенок,- шибко идет, а туфельки у него, ровно без пяток, и всякий час гимна-стикою, как говорится, ногу проверяет: так затропочет ногами, как петух крыльями. Василий Александрович - только в своем цирке, и всякий вечер что-нибудь представляет, так полага-ется. Сергей Александрович и в театре танцует и уроки дает: и у себя и на дом ездит.

Зарабатывали артисты порядочно, но сыпали деньгами, как стружкой. Сергей Александро-вич в карты играл и всегда проигрывал. Из долгу не выходили и нередко случалось позарез.

И тот и другой не старше Маракулина. Сергей Александрович женат был, но жена от него ушла. И хотя он уверял ее, что любовь бывает один раз одна на свете любовь, и если он ухаживает за своими ученицами, то такое уж у него занятие, и если разговаривает с какою-нибудь красавицей, то как с человеком с ней разговаривает, а сердца нет, все-таки жена ушла. Сергей Александрович чистоплотный. Василий Александрович - напротив: подавай ему всякий день барышню, без этого он жить не может, и ничем не брезгует, не боится, если даже и знает что, но зато, хоть и не часто, а ходит в церковь. Сергей же Александрович и в Пасху дома сидел. А когда однажды у Сергея Александровича заболели зубы и он решил, что помирает, то и не подумал священника попросить, нет, предупредил рабыню - так называли артисты свою кухарку Кузьмовну - и даже очень грозно:

- Приведешь попа,- сказал он в зубном остервенении,- я его, стервеца, с лестницы спущу!

И спустил бы:

Сергей Александрович большой философ!

Маракулин с акушеркой Лебедевой только раскланивался, не понравилась она ему: все как-то в карман смотрит и какая-то она припадающая и на два голоса разговаривает - у кого в кармане туго, с тем одним голосом, а у кого нет ничего - другим голосом. На поклоны Мараку-лина акушерка Лебедева скоро прекратила отвечать, да и он ее как-то не замечал уж.

Со студентами Маракулин не был знаком и всего несколько раз столкнулся на лестнице: он подымался, а они вниз сбегали; по ночам он первый был слушатель их студенческого похоро-нного пения. С первого взгляда такие молодцы ему по душе пришлись: очень уж ловкие и жизнерадостные

А с артистами он подружился и бывал у них - заходил вечерком чаю попить.

Артисты - происхождения духовного, образования семинарского, и - оба как курица бритая, и оба размычь-горе, нос не повесят и без спички от папироски не закурят.