Крестовые походы глазами арабов - [99]

Город Акра был отвоёван, как уточняет Абу-ль-Фида, в полдень семнадцатого дня второй джумады 690 года хиджры. А ведь это в точности тот же день и тот же час, когда в 587 году хиджры франки захватили город у Саладина, пленив, а затем убив всех находившихся в нём мусульман. Любопытное совпадение, не правда ли?

Согласно христианскому календарю это совпадение не менее удивительно, ибо победа франков у Акры имела место в 1191 году, почти день в день через сто лет перед их окончательным поражением.

После завоевания Акры, — продолжает Абу-ль-Фида, — Аллах поверг в ужас сердца франков, ещё остававшихся на побережье. Они стали быстро покидать Сайду, Бейрут, Тир и все другие города. Султан, таким образом, имел счастье овладеть всеми этими местами, которые велел тотчас же снести.

Действительно, в своей триумфальной поступи Халил решил разрушить вдоль побережья все крепости, которые могли когда-нибудь помочь франкам, если бы они ещё раз попытались вернуться на Восток.

Благодаря этим завоеваниям, — заключает Абу-ль-Фида, — все земли побережья вновь вернулись к мусульманам, что оказалось неожиданным прежде всего для франков, которые до этого были готовы захватить Дамаск, Египет и много других земель, а теперь были полностью изгнаны из Сирии и прибрежных зон. Да не позволит им Аллах придти сюда снова! [59]

Эпилог

На первый взгляд арабский мир одержал блестящую победу. Если Запад пытался своими вторжениями сдержать натиск ислама, то результат получился совершенно обратным. Не только франкские государства Востока лишились за два века всех своих завоеваний, но и мусульмане столь окрепли, что смогли под знамёнами турок-оттоманов приступить к завоеванию самой Европы. В 1453 году они овладели Константинополем. В 1529 году их кавалерия уже была у стен Вены.

Но так дело обстояло только на первый взгляд. Ибо с исторической точки зрения картина представляется иной. В эпоху крестовых походов арабский мир от Испании до Ирака ещё являлся в культурном и материальном отношениях носителем наиболее передовой цивилизации на планете. Но затем центр мира решительным образом переместился на Запад. Явилось ли это следствием основополагающих причин? Можно ли утверждать, что крестовые походы стали началом взлёта Западной Европы — которой предстояло господствовать в мире — и возвестили об упадке арабской цивилизации?

Чтобы избежать ошибки, к такому выводу следует подходить с осторожностью. Арабы ещё до крестовых походов страдали определёнными «слабостями», которые присутствие франков высветило и, возможно, усугубило, но ни в коей мере не породило.

Народ Пророка в IX веке утратил контроль над своей судьбой. Его правители были практически все иноземцами. Какие из множества персонажей этой книги на протяжении двух веков франкского владычества были арабами? Хронисты, кади, несколько местных царьков — Ибн Аммар, Ибн Мункыз — и бессильные калифы? Но реальные правители и даже главные герои борьбы с франками — Зенги, Нуреддин, Кутуз, Бейбарс, Калаун — были тюрками; Аль-Афдаль — армянином; Ширкух, Саладин, аль-Адиль, аль-Камиль — курды. Конечно, большинство государственных деятелей было арабами по культуре и духу, но не будем забывать, что в 1134 году султан Массуд полемизировал с калифом аль-Мустаршидом с помощью переводчика, поскольку этот сельджук через восемьдесят лет после захвата его племенем Багдада не говорил по-арабски ни слова; хуже того: значительное число степных воителей, не имевших никакого отношения к арабским или средиземноморским цивилизациям, регулярно пополняли правящую военную касту. Арабы, которыми правили, которых угнетали, над которыми глумились, не могли продолжать культурный расцвет, начавшийся в VII веке. К моменту появления франков они уже топтались на месте, довольствуясь прошлыми достижениями. И хотя они ещё определённо опережали этих новых пришельцев в большинстве областей, их закат уже начался.

Другой «слабостью» арабов, несомненно связанной с первой, была их неспособность создавать стабильные государственные образования. Франки с момента их появления на Востоке преуспели в создании подлинных государств. В Иерусалиме престолонаследие происходило как правило без конфликтов; королевский совет осуществлял эффективный контроль за политикой монарха, а духовенство имело признанную роль в играх власти. Ничего подобного в мусульманских государствах не было. Любая монархия подвергалась опасности во время кончины монарха, каждая передача власти была чревата гражданской войной. Разве можно совершенно отвергать связь этого феномена с последовательными вторжениями, ставившими под вопрос само существование этих государств? Следует ли считать виной этому кочевое происхождение народов этого региона независимо от того, идёт ли речь о самих арабах, о тюрках или монголах? В рамках эпилога ответить на этот вопрос затруднительно. Отметим только, что эта проблема всё ещё стоит перед арабским миром конца XX века в условиях едва ли отличных от прежних.

Отсутствие стабильных и признанных институтов власти не могло не сказаться на свободе личности. У западных пришельцев власть короля в эпоху крестовых походов подчинялась принципам, которые было трудно нарушить. Усама, во время одного из посещений королевства Иерусалим, отметил, что «когда рыцари выносят решение, оно не может быть изменено или отменено королём». Ещё более примечательно свидетельство Ибн Джубаира о последних днях его путешествия на Восток: «Покидая Тибнин (около Тира), мы миновали непрерывную цепь хозяйств и деревень на ухоженных землях. Их жители — мусульмане, но они живут в согласии с франками — упаси нас Аллах от таких соблазнов! Их жилища принадлежат им, и всё имущество в их распоряжении. Все области Сирии, подвластные франкам, подчиняются тому же правилу: земельные наделы, деревни и хозяйства остаются у мусульман. И ведь сомнение закрадывается в сердце многих этих людей, когда они сравнивают свою судьбу с участью их братьев, живущих на мусульманских землях. Ведь последние страдают, по правде, от произвола своих единоверцев, тогда как франки поступают по справедливости».