Крестоносец. За Гроб Господень - [7]

«Обрету ли я, — подумала она, — мир и покой в далеких краях?» Доведется ли ей преклониться в храме Гроба Господня и попросить Бога о прощении? Или же злобное, искаженное ненавистью лицо Одо, полное бешеной ярости из-за собственной мужской несостоятельности, так и будет как тень преследовать ее каждую ночь? Всей правды не знал никто, даже ее любимый брат Гуго и его близкий друг, Готфрид де Сен-Омер, который ей очень нравился. А ее тайные мысли и желания — это тоже грех? Поэтому неудивительно, что Элеонора была решительно настроена отправиться в Иерусалим. Она отбросила возражения брата, а встреча с Готфридом де Сен-Омером лишь укрепила ее в желании присоединиться к Крестовому походу. Больше того, ее ужасала сама мысль о том, что она останется в сыром и холодном компьенском поместье, одинокая и уязвимая, и будет ждать, когда духи умерших снова вернутся, чтобы терзать ее… Элеонора умолкла и вздохнула. Да… Отнюдь не благочестивые и подвижнические мотивы вели ее в это паломничество. Она прикусила губу и подумала: «А что же позвало в путь моего брата?»

Идя на исповедь, Гуго де Пейен тоже надеялся на прощение Господа: за пьянство после смерти жены при родах, за то, что время от времени искал утешения в компании шлюх, а более всего — за страсть к рыцарским турнирам, которая превратилась в одержимость, а также за постоянное, похожее на голод стремление к дракам и стычкам. Как хотелось ему избавиться от всего этого, очистить свою жизнь и положить свой меч к ногам Господа и Святой Матери Церкви!

Отец Альберик выслушал его. Он был рад, что их предводителем станет Гуго. Гуго де Пейен был храбрым и опытным рыцарем, поднаторевшим в военном искусстве и искусстве владения мечом. Он уже очистился от грехов, воюя в Иберии с неверными. «А может, он фанатик?» — подумал Альберик. Лицо Гуго было худощавым, а темные глаза, тонкие губы и слегка крючковатый нос придавали ему хищное выражение. Он был высок и строен, с длинными и сильными руками искусного фехтовальщика, а душа его была возвышенной — к такому заключению пришел Альберик, поднимая руку и отпуская грехи. Он был рад, что Гуго де Пейен встанет во главе их отряда, и очень надеялся, что этот отважный рыцарь окажется верным союзником в его собственных тайных поисках истины.

То же самое касалось и Готфрида де Сен-Омера, который пришел исповедаться следующим. В отличие от Гуго, Готфрид был полноватым молодым человеком невысокого роста, с гладким улыбчивым лицом и копной волос соломенного цвета. На мир он смотрел ясными голубыми глазами удивленного и смущенного ребенка. Готфрид де Сен-Омер, единственный и любимый сын в своей семье, казался всем человеком, не воспринимающим жизнь слишком серьезно. Когда он начал перечислять свои грехи, отец Альберик быстро догадался, что Готфрид, вельможа с правом распределять приходы, был подобен лесному озеру, под гладкой поверхностью которого скрывается густая путаница водорослей и коряг. Несмотря на свою внешность и непринужденные манеры, Готфрид тоже принимал участие в лихих кавалерийских набегах на Иберию. Воодушевленный «Песнью о Роланде», в которой прославлялись геройские свершения Карла Великого и его паладинов, он уже успел повоевать с неверными в скалистых ущельях и на высоких перевалах. Однако после этих боев в душе его поселилась большая тревога. Теперь Готфрид понимал, что война — далеко не славное занятие. Он рассказывал Альберику о мрачных днях, полных беспросветного отчаяния, о ледяном ветре в горах, пронизывающем до костей. О сметавших шатры шквальных градах и проливных дождях, после которых начинали болеть лошади, уже несвежая солонина покрывалась плесенью, а в сухарях заводились жучки-долгоносики. Он рассказывал о том, как дожди и сырость превращали их кольчуги в сплошную ржавчину. Готфрид описывал также случаи массовой резни на пыльных равнинах, когда колодцы и ручьи были забиты трупами. Из этих набегов он возвращался, терзаемый одной мыслью: какое отношение имеет все это к любви Христовой? Этот же вопрос он задал и сейчас и получил обычный ответ: «Такова воля Божья!» Так проповедовал Урбан, и так учила Церковь. И разве в Ветхом Завете не рассказывается о том, как Бог поднял воителя Давида на защиту своего народа? Более того — в Новом Завете Христос велел Петру именно поднять меч, а не бросить его. Отец Альберик мысленно похвалил себя за то, что хорошо овладел этим ловким казуистическим приемом, которому научил его один знаток церковного права из Авранша. Он уже хотел было совершить отпущение грехов и поднял руку, как вдруг Готфрид вскинул голову и посмотрел на него пристальным и искренним взглядом.

— А как же Анстрита, отче? Она ведь была посвящена в наши тайные поиски. И ее смерть глубоко встревожила нас.

— Наш поиск продолжается. А про Анстриту сказали, что она — ведьма.

— Которая пыталась спастись в нашей церкви.

— Я ничем не смог ей помочь, — сердито прошипел Альберик, — и никто не смог бы. Госпожа Элеонора и господин Гуго были в то время в Клермоне. Вы тоже были с ними. Все произошло так быстро; мы не виноваты в том, что пролилась ее кровь.