Крестоносцы поневоле - [111]

– А казначею? – спросила Иоланта.

Ветеран пожал плечами:

– А казначею ничего… Патрон не любил выскочку-венецианца. После всего я прирезал его, отвез на лигу от Ги и спустил тело в реку.

Лицо ветерана перекосила судорога:

– Как только эти колдуны узнали об этом? – Он сплюнул и попытался перекреститься связанными руками. – Не иначе как черт им ворожит!

Все обернулись к Улугбеку. Тот выглядел слегка смущенным, но старался казаться уверенным. Чтобы пресечь кривотолки, он демонстративно перекрестился на католический манер и достал нательный крестик.

– В Бога верую и в том ему благодарен, что помог мне указать на врага скрытого!

Солдата передернуло…

…Испанец, когда очнулся, дал более развернутое описание картины хищения.

Старый рыцарь сидел связанным в углу. С него сорвали пояс, сапоги, перевязь и все доспехи. Впопыхах срезали рукава пелиссона, наделали прорех в нижней рубахе, сорвали цепь и поснимали кольца с рук. Пока его крутили, высокопоставленному вору изрядно досталось, но он старательно не выказывал ни боли, ни сожаления. Прямой взгляд, вздернутый подбородок… Маленький всколоченный седой воробей с согнутой годами спиной, но несломленным характером – таким показался в эти минуты стоявшему за спиной баронессы Сомохову благородный Артуро. Старика было жаль…

Иоланта вершила суд.

– Как же ты мог? – Она не понимала. – Рыцарь… Наперсник отца… Ты же мне как дядя был! Как же так?

Испанец усмехнулся. Разбитые губы сложились в подобие усмешки.

– Да. Это так. Я смог.

Он попробовал поправить сбившийся набок пелиссон, подтянул колени, выпрямил спину.

– Я – рыцарь! Я всю жизнь жил мечом. – Артуро подыскивал слова. Видно было, что ему и самому хотелось объяснить свои мотивы, но нужные слова давались ему с трудом. – Я обещал твоему отцу сберечь для тебя все владения, и я пятнадцать лет, пока ты росла при дворе Матильды, а потом и Генриха, держал слово. Я оборонял твои владения с мечом в руках: бился с генуэзцами, миланцами, ломбардцами, бургундцами, савойцами, германцами. Уничтожал разбойников, отстраивал замок и собирал налоги. Но годы шли…

Он перевел дыхание.

– За годы я не стал моложе… И все чаще думал о том, что будет, когда ты вернешься в свои владения, Иоланта… Вернешься, выйдешь замуж, приведешь нового хозяина, которому не нужен будет старый приживала, однощитовой рыцарь без собственного копья. – Он ухмыльнулся: – Я никогда не думал, что смогу умереть от старости – только в бою! С маврами ли, с другими врагами… А тут? Тут пришлось задуматься…

Иоланта хмурила брови, но не перебивала монолог, и рыцарь продолжил:

– Пару лет назад до меня дошли слухи о том, что император подыскал тебе жениха из своих приближенных… Мало ли, что купцы заезжие брякнут… Мало ли? Но я задумался… – Он поднял связанные руки. – Рука у меня уже не та, что раньше. Кто помоложе, легко сделает старого беззубого волка… а я… я и есть старый…

Рыцарь нехорошо усмехнулся и скривился от боли в разбитом рту.

– И я решил взять себе то, что могла дать мне старость. Взять как залог… как поручительство того, что я буду обеспечен, если что… Ну, если сбудутся самые плохие предположения… Если мне, как старому псу, укажут на ворота, то мне будет что прихватить в дорожную котомку… И когда вы, баронесса, появились здесь в сопровождении рыцаря, то мне показалось, что я все сделал правильно… Я уходил, меня уходили – все одно!

Баронесса покачала головой:

– А что же не ушел во время войны? Мог бы взять деньги и…

Д'Кобос, за время исповеди сгорбившийся и постаревший на глазах, сверкнул очами:

– Не надо! Я – хранитель! Я бы бился до последнего! – Он осуждающе посмотрел на зардевшуюся девушку. – Я ушел бы с деньгами только тогда, когда МЕНЯ бы выгнали. И никак иначе.

Он вздохнул.

– Все деньги – под корнями второй справа вишни в третьем от конюшни ряду. – Подумав, он добавил: – А Колли отпустите… Он только выполнял то, что я ему говорил.

После этих слов старый рыцарь отвернулся к стене.

Иоланта думала минуту.

– Встань, славный рыцарь!

После этих слов все в зале удивленно поглядели на юную баронессу, но она сама не отрывала взгляда от повернувшегося на ее голос испанца.

– Встань! – Она повернулась к Тимофею: – Развяжите ему руки, синьор рыцарь.

Казак хмыкнул, пожал плечами и, под недоуменными взглядами собравшихся в комнате, выполнил приказ.

Испанец изумленно посматривал на свою бывшую госпожу, растирая старческие, покрытые венами кисти. Он все так же задирал нос, но видно было, что это дается ему с огромным трудом – при задержании его изрядно помяли.

Иоланта де Ги поднялась перед все так же сидевшим на полу бывшим хранителем замка, маленькая ладошка легка на седую голову, склонившуюся покаянно перед своей госпожой. Баронесса приняла решение и старалась донести его до присутствовавших.

– Я мало знала вас, синьор рыцарь, – громко сказала она, подавая связанному Артуро руку. – Но надеюсь, еще узнаю вас. То, что случилось, я оставляю между вами, мной и Богом, под милостивым взглядом Которого мы ходим по этой полной грехов земле и Который учил нас прощать заблудших ближних наших…

Старик порывисто бросился к протянутой руке и облобызал ее. По изрезанному морщинами и шрамами лицу катились крупные слезы, рыдания душили грудь убеленного сединами воина.