«Крестный отец» Штирлица - [54]

Читать «Школу призраков» любопытно, но не как художественное произведение: первая половина повести похожа на конспекты вперемежку с дневниковыми записями. Интрига появляется, когда курсанты переходят к практическим заданиям. Сначала проваливается акция по подмене на городском складе груза лекарств, поступивших из социалистической страны. Подозрение падает на одного из преподавателей школы — Бана, специалиста по тайным убийствам. Следующая акция оборачивается катастрофой. Вместо намеченного к устранению кувейтского нефтепромышленника смерть настигает Командора — начальника школы. Бан исчезает и, когда агенты школы выходят на его след, кончает жизнь самоубийством. Главный герой повести, участник акции, остается вне подозрений и получает направление к месту службы.

Загадка провалов раскрывается в его последнем письме-докладе: «Я провел комбинацию по всем правилам, приводимым в трактате “Ниндзюцу-хидэн-сецунинмокуроку” — проник в замаскированном виде во вражеский лагерь, завоевал доверие и в нужный момент нанес удар». Курсант обыграл мастеров тайных операций! А началось все с поступления молодого писателя в частную сыскную школу с целью набраться нужных знаний для сочинения грамотных детективных книг. «Когда я узнал, что наиболее способных курсантов отбирают для дальнейших занятий и затем определяют на весьма доверительную работу, у меня возникла мысль использовать этот дар фортуны: собрать нужные сведения для сочинения достоверных рассказов и повестей о действиях секретных служб. А после встречи с вами, когда я понял, что вы поверили придуманной мною биографии и что я прошел (незаметно для себя) все тесты, я решил идти дальше… Искренне благодарю вас за то, что дали мне возможность пройти курс учения в школе АФ-5. Теперь я обеспечен материалами для серии шпионских повестей и киносценариев. В ближайшее время я созову пресс-конференцию и расскажу о том, что мне удалось узнать… Пусть мир узнает о делах, творимых и замышляемых вами и вам подобными».

«Школа призраков» стала квинтэссенцией «специальной эрудиции» Кима. И еще в повести о двойном агенте усматривается иносказательное признание. «Профессор должен быть доволен своим учеником…» Помните — Токио, колледж Кэйо? Романа Кима учили быть японцем, и в душе он наполовину стал им. Лучшие шпионы, как известно, получаются именно из таких знатоков иной жизни и культуры. Свое знание Ким обратил против той стороны Японии, которую не любил и отвергал. Работая в советской контрразведке, он вел свою личную тайную войну. Действуя при этом как настоящий синоби.

Последним повестям Кима почти не дали хода за границу. «Тетрадь, найденная в Сунчоне» девятнадцать раз издавалась за пределами СССР, в том числе во Франции, Италии, Норвегии, Швеции, Аргентине, Мексике, Японии. «Девушку из Хиросимы» перевели на восемь языков. «По прочтении сжечь» напечатали лишь в Болгарии, Румынии и Венгрии. «Школу призраков» при жизни автора — только в Праге, потом еще в Софии, Будапеште, Братиславе. В СССР она переиздавалась всего дважды^{260}.

Новых повестей Роман Николаевич не напишет.

* * *

«Как построю жизнь по возвращении в Москву, не знаю, — в марте 1965 года писал Ким Славину из холодной Ялты, куда уехал, чтобы в одиночестве перетерпеть боль от внезапной смерти жены. — Одно ясно — никогда не будет такой подруги около меня, какой была Люба…» «Сделал начерно один детективный рассказик… Была бы Люба, почитал бы ей и узнал ее мнение. Но ее нет, и не будет больше. Вот теперь видишь, чувствуешь, как она заполняла до отказа мою жизнь, как было тепло с ней… Буду теперь без сердца, обойдусь без него. Для того, чтобы стучать на машинке, нужны пальцы и глаза, и голова… Этот удар такой, после которого я уже никогда не оправлюсь — буду до конца жизни находиться, как говорят боксеры, в состоянии “грогги”…»^{261}

Душевное потрясение подорвало телесное здоровье. Врачи поставили диагноз: рак желудка. Делать операцию то ли было поздно, то ли рискованно. Друзья договаривались о консультациях с медицинскими светилами. Знакомые японцы, будучи в Москве, принесли новейшее лекарство на основе пчелиного молочка. Все это на время облегчало страдания. Иногда боли были такие, что Ким на целый день оставался в постели.

«Ни стона, ни жалобы. Вообще ни слова о беспощадно-мучительном, уносившем его силы. Он не утратил ни одного из главных интересов своей жизни, ни чувства юмора. Когда он вставал, то это был прежний изысканно-элегантный Ким» (воспоминания Вадима Сафонова). Лишь однажды Ким посетовал на утрату воли к творчеству. «Он указал на мой стол, заваленный бумагами, и сказал тоскливо: — А я не могу. Башка отказывается работать… Я стал говорить в утешение какие-то дешевые слова, вроде того, что болезни приходят и уходят, а работа остается. Ким слушал меня рассеянно, но вежливо улыбался» (воспоминания Василия Ардаматского)^{262}.

Сочинял он совсем мало. В конце 1964 года отдал в «Наш современник» рассказ «Особо секретное задание» — о буднях рядового полицейского в США, потом «Дело об убийстве Шерлока Холмса» — историю из жизни Конан-Дойля (искусно вымышленную). Зимой или весной 1965 года Ким сочинил свой самый странный рассказ «Доктор Мурхэд и пациентка» — о том, как опасно заигрывать с темными сторонами подсознания. Рассказ этот чем-то напоминает ранние сочинения Стивена Кинга (который тогда еще учился в колледже). За «Мурхэдом» последовала ироничная «Проверка ангелов». Ученые-психологи, убежденные, что человека можно измерить и проверить «по частям», берутся за срочный заказ; заказчик, изучив заключение, восхищается: «Здорово! Этого — в команду Трехпалого. А ты в команду Хорька. Завтра будем брать банк. Наука — великая вещь!»…