Крестная мать - 2 - [147]

Люся подошла к Якову Михайловичу, наклонилась над ним, чмокнула его в голую сверкающую лысину, а он нежно обнял ее за тугие, теплые через тонкую ткань юбки бедра, прижал.

— Ты смотги у меня там! — шутливо погрозил он ей пальцем и потянулся к трубке зазвонившего телефона.

А Люся пошла из кабинета, радуясь тому, что летит в командировку, что бежит из-под домашнего ареста — для этого у нее теперь есть веская причина — со слабой и наивной надеждой на то, что смелый ее поступок — добровольная поездка в опасный район страны — зачтется ей плюсом в деле по этому проклятому военному аэродрому. Ей даже захотелось, чтобы ее ранили там, в Буденновске, но не сильно, не изувечив, чтобы о ней заговорили как о смелой и инициативной журналистке, а в управлении ФСБ — пожалели. Она ведь ничего не собиралась делать дурного. Откуда ей было знать, что у этих чеченов на уме?

Добежать до палаты, где ее ждали Хеда и Изольда, Татьяне не удалось. Внизу, на первом этаже, появились боевики, орали на людей, которых привели из города:

— Стоять!.. Военные и милиционеры — в сторону! Доставайте документы! У кого нет документов — расстреляем!

Один из боевиков, небольшого росточка, хромой, заорал на Татьяну:

— А ты куда? Назад! Где была? Ну!

Татьяна в страхе попятилась, на бесчувственных ногах стала подниматься наверх, на второй этаж, вернулась в ординаторскую. Юрий Михайлович стоял у окна, кричал в телефонную трубку:

— Да откуда же я могу знать, Александр Григорьевич? Я же вам говорю: ворвались во двор на КамАЗе, стреляют, пригнали толпу людей…

Дверь ординаторской в этот момент широко, резко распахнулась, вошли несколько вооруженных боевиков. Один из них, бородатый, в камуфляже, в солдатской военной панаме, с зеленой лентой на лбу, перепоясанный ремнями с подсумками, с автоматом в руках, подошел к столу, вырвал из рук врача телефон. Сказал:

— Я Басаев, командир батальона. Звонить никуда не надо, доктор. Мы сами теперь будем звонить. Вы кто?.. Хирург? Очень хорошо. Собирайте сейчас других хирургов, будете лечить моих парней. Есть раненые. Сколько хирургов в больнице?.. Где главврач? Скажите, чтобы пришел ко мне. Да, сюда.

Пока Юрий Михайлович отвечал на вопросы, Татьяна стояла ни жива ни мертва.

Басаев глянул на нее.

— Это кто? Что она здесь делает?

Скориков пояснил кратко:

— У нее здесь дочь, она приехала за ней.

Шамиль кивнул кому-то за спиной Татьяны, и она тотчас почувствовала у себя между лопаток ствол автомата — ей приказывали куда-то идти. Она от двери, немея от горя, протянула руки к врачу:

— Юрий Михайлович! Скажите им!.. Я ведь так долго искала Хеду!

— Пошла!.. Потом разберемся! — Боевик больно тыкал ей в спину железом, и она, спотыкаясь, не видя ничего перед собой, пошла по коридору. Ее втолкнули в какую-то большую, набитую людьми комнату.

— Сидеть тихо! — приказал боевик и закрыл дверь.

В комнате даже при беглом взгляде было более ста человек. Сидели на полу, на подоконниках, у дверей… Женщины, мужчины, старики, молодые… Татьяна как вошла, так и осталась стоять у двери — испуганная не меньше других, дрожащая с головы до пят, прижимающая к груди сумочку.

— Да ты садись, садись, — посоветовал ей снизу, с пола, какой-то пожилой мужчина. — В ногах правды нет. Да и долго нам тут, судя по всему, сидеть.

— Да ничего, я постою, — глупо, конечно, отвечала Татьяна. Она не могла взять да и сесть в хорошем своем костюме с узкой юбкой на пол рядом с этим мужчиной… Стояла, крепилась.

И все же она не выдержала, заплакала.

— Дочка у меня там, на первом этаже, в хирургическом! — сказала, всхлипывая, ни к кому не обращаясь. — Что же они делают? И кто они такие? Что им надо?

— Чечены, кто ж еще, не видела разве? — Мужчина у ее ног сел поудобнее. — Для них разве есть что святое?

В комнате после этих слов разом заговорили, заспорили. Какая-то пухлая широкая тетка в домашнем халате — ее схватили прямо во дворе дома, поставили в колонну и погнали в больницу — кинулась обвинять:

— Вот вы, мужики, сидите здесь, нюни распустили. Вон вас сколько. Взяли бы и проучили чеченов. Отнять бы у кого автомат, да и погнать их к едрене-фене. Тут, на этаже, их, может, с десяток и наберется. А у двери — всего-то один…

На тетку зашикали:

— Цыц, дура! Услышат, они тебе покажут…

Тетка примолкла, но ее идея кое-кому пришлась по душе. Несколько нестарых еще мужчин переглянулись, потом сошлись вместе, стали о чем-то тихо говорить. За этим их и застали вошедшие в комнату боевики — четверо или пятеро. Хромой, злой как черт чеченец, которого Татьяна уже видела, тыкал в самые лица заложников автоматом:

— Ты! Ты! Ты! На выход. Заговорщики, мать вашу… Вперед!

— Да они ничего не сделали, что вы! — закричали было остальные. — За что вы их? И зачем нас всех привели сюда?

— Тихо! Мол-чать! — Хромой громыхнул прямо-таки генеральским голосом. — Не орите. Сортировка. Женщинам нельзя сидеть вместе с мужчинами, не положено.

На шум пришел Басаев.

Сказал вполне миролюбиво:

— Вам плохо? И нам тоже плохо. Но почему вы своему правительству ничего не говорите? Почему молчите? Мы не хотим больше молчать. Нас убивают, города разрушили… Вы поезжайте, посмотрите, что они сделали…